А.: — Это была, конечно, случайность, Лев Семёнович.
П.: — Это не было случайностью, Павел Сергеевич. Расскажу Вам другой случай. Когда Колмогоров вместе с Арнольдом были выдвинуты на Ленинскую премию, никаких работ Колмогорова в списке представленных вообще не было. Я позвонил Колмогорову и сказал ему: «Нельзя же так, нужно чтобы были от вас хоть заметки». Он ответил мне: «А на черта мне нужна ваша Ленинская премия. У меня и без того лежит сорок тысяч долларов в банке». А ведь я старался для него тогда, чтобы он получил Ленинскую премию.
Ещё один случай. Когда мы начали заниматься прикладными вопросами, и вместе с Колмогоровым экзаменовали Мищенко как аспиранта, Мищенко рассказал о работе лампового генератора, на что Колмогоров заметил: «На черта вам изучать работу лампового генератора? Занимались бы другими вопросами». Если говорить о паритете представительства Математического общества и Отделения в журнале, то общество представлено Вами и всеми другими членами редколлегии, которые являются членами общества, а Отделение представлено только одним человеком. Если Колмогоров будет членом редколлегии, я так или иначе должен буду общаться с ним, а это общение для меня трёпка нервов.
Расскажу ещё один случай. Недавно было заседание Чебышёвской комиссии, где я председатель, а Колмогоров — член. Заранее было согласовано с Колмогоровым время собрания, удобное для него. Ему была послана повестка о заседании. Накануне ему звонили и напоминали, что завтра заседание и в какое время. И вот начинается заседание, у нас нет кворума, а Колмогорова нет. Я ищу его по телефону, обнаруживаю, и тот говорит: «Извините, я забыл, сейчас приду». И пришёл. А если бы я его не нашёл по телефону, он бы не пришёл, у нас бы сорвалось заседание, которое и без того очень трудно созвать. Поймите, Павел Сергеевич, я отношусь к работе, порученной мне, с полной серьёзностью.
А.: — Если Вы будете занимать такую точку зрения, то мы попадём в безвыходный тупик. Неужели нужно устраивать конфликт из-за такого незначительного вопроса?
П.: — Павел Сергеевич, если бы это был незначительный вопрос, Вы бы не стали писать письма президенту по поводу этого вопроса и рассылать копии этих писем всем руководителям Академии наук. Значит, это вопрос серьёзный.
А.: — Но нельзя же исключать из редакции президента Математического общества только потому, что общение с ним для главного редактора затруднительно, поймите, что на такую точку зрения не может согласиться никакое общество.
П.: — Павел Сергеевич, если вы и Колмогоров будете членами редколлегии, то вы будете действовать против меня в самых неожиданных случаях. Вы не будете ходить на заседания редколлегии, а когда возникнет критическая обстановка, придёте и выступите против нас.
А.: — Мы никогда не будем действовать против Вас, Лев Семёнович.
П.: — А разве сейчас вы не действуете против меня? Ведь когда вы со мной говорили по телефону впервые о составе редакции, вы упомянули только о Ефимове и ничего не сказали по поводу Колмогорова. А теперь Вы пишете президенту Келдышу, а Колмогоров ходит к Котельникову, и всё это в конце концов обрушивается на меня. Разве это не действие против меня?
А.: — Как же вы говорите, что в редакции только один представитель Отделения — Яблонский, а Вы?
П.: — Я не являюсь представителем Отделения, я же не член его Бюро. Павел Сергеевич, очень трудно так долго говорить по телефону. Вот мы сегодня встретимся на комиссии и обсудим этот вопрос в спокойной обстановке. Давайте расстанемся.
А.: — Ну, до встречи.
П.: — До свидания, Павел Сергеевич.
Надо сказать, что П. С. Александров затеял этот разговор со мной по телефону только после того, как все другие средства были им испробованы. Он надоел Келдышу, ничего не добился у первого вице-президента Котельникова, а Боголюбов тоже не хотел ничего делать. Моё положение было тем более трудным. Многие мои товарищи считали, что я напрасно упираюсь, что Колмогоров не сможет мне совершенно помешать. Но я не мог с этим согласиться и довольно трудно было объяснять всем, что они не правы. После того, как Александров и Колмогоров давили на меня около трёх лет, они наконец от меня отстали.