Это не было показательным выступлением, гордые птицы просто-напросто клянчили: они ждали свой кусок венгенской "поджарки". Нам принесли большое блюдо, соусник, вино. Голодные, взволнованные прогулкой, мы жадно вгрызались в темные с пепельным налетом ломти...Увы, прожевать их не удалось даже нашими молодыми зубами. А лебеди заглатывали полетевшую к ним добычу целиком. Мы налили соус в стаканы и макали в него хлеб. С кислым вином это фантастически вкусно!
- Ты всегда изображала из себя гурманку.
- Поверь, Ди, с этим не сравнилась бы и кухня "Максима". Но пока мы блаженствовали, небо стало серым и все вокруг как-то странно замерло. Лебеди попрятались в своем плавающем домике, официантка забегала, сдергивая со столиком скатерти, цыган со скрипкой исчез на кухне. Опустошив тарелки, мы спешно расплатились и побрели к остановке трамвая, держась за руки, потому что надо было взобраться наверх по крутому склону, а меня здорово пошатывало. Ты ведь не хочешь знать, что я чувствовала?
- Ты была счастлива. И обмирала от того, что помогла понять, как и почему это случилось. Да и вообще, что это за штука такая - сумасшедшая радость от того, что твою ладонь сжимает его рука.
- Правда, Ди... Такое происходит лишь однажды - душа предчувствует это и замирает, боясь упустить драгоценные мгновения. А они проходят, проходят и с каждым прощается твоя боль, затаившаяся в тени ослепительного счастья... Когда мы выбрались к остановке трамвая - тяжелая багрово-сизая туча уже закрыла полнеба. Под ветвями огромного платана жались несколько человек, не прихвативших зонтик. Грег вышел на трамвайные пути, пытаясь высмотреть за поворотом звенящий вагончик. Но его не было. И тут все сорвалось с места, взвилось, затрепетало - ветви, листья, бумаги, афиши на тумбах, моя юбка, волосы, шарф... Грег обнял меня, защищая от бури несущей тучи песка и пыли. Он оказался большим и теплым, как дом, в котором прячется заблудившийся путник. Мы крепко зажмурились, спасаясь от шквала, и оказались совсем одни - одни в целом свете.
Так и стояли, среди тьмы разбушевавшегося ливня, укрытые как в шалаше ветвями платана.
Когда мы вернулись со своего необитаемого острова - никого вокруг не было. Буря пронеслась, трамвай увез промокших людей, а вокруг нас, словно очерченный волшебной палочкой, светился круг сухого асфальта.
Мне повезло. В моей жизни был тот самый поцелуй - единственный, ради которого стоило появиться на свет.
- Извини, что я подтрунивала. - Ди, давно отложившая вязание, смотрела на свои сморщенные, в крупных коричневых крапинках руки. - Не из зависти. Просто не знала, как должна вести себя. Ведь давно уже поняла, какая я дрянь. Прости.
- Неправда. Мы же договорились не лукавить. Тебе не за что извиняться. Я в самом деле так думаю...Теперь, когда огонь так далеко, что можно смотреть, не зажмуриваясь.тогда это было трудно.
...На следующий день мы сели в поезд, идущий к адриатическому побережью. Там в маленьком доме в окрестностях Триеста жила бабушка Грега, вышедшая замуж за итальянца давным-давно и давным-давно овдовевшая.
У нас было совсем мало денег, пришлось взять билеты в четырехместное купе со стеклянными, все время лязгающими дверями. Наши соседи - унылая дама с пятнадцатилетней прыщавой дочкой - говорили по-итальянски и старались не смотреть на нас... Очевидно, мы до неприличия излучали взаимное притяжение.
Ночью в купе стояла тяжкая духота. Иногда в разъехавшиеся двери врывался сквозняк и грохот,заставляя обмирать сердце. Мы впервые спали рядом, в одном помещении - Грег на верхней полке, а я внизу. До утра я держала его протянутую ко мне руку.
...Бабушка приготовила ботвинью из свекольных листьев. Мы очень старались понравиться друг другу, как будущие родственницы. И, кажется, получилось. Я была готова любить всех и все, что имело отношение к Грегу. Помню, как смотрела в его спину, обтянутую клетчатой фланелевой рубашкой и замирала от умиления. Боже, как я любила эту рубашку, забор, на котором лежала его рука, его падающие до плеч волосы. Я пыталась остановить внутри себя это мгновение и понять: вот он - мой человек! Единственный из миллиарда мужчин, существующих на Земле, именно тот, который необходим мне больше собственной жизни.