Ах, юность, юность —
Дрожжи для опары.
Ну что за хлеб, когда он без дрожжей?
Ну что за парень, если не рубаха
И тот, который — оторви да брось?
Не зря же чуб — что рыжая папаха,
И нос — кто я? —
Хотя и не курнос.
Не зря же конь, что облако, —
Под ребра
И в пах его:
Стелись и возноси!
На что Рудяк — мужик добрей, чем добрый,
И тот, как идол до святой Руси,
Окаменел.
Пока ты окрылялся,
Пока ты там носился, удалец,
Он ждал тебя,
И наконец дождался
И — каменный — взорвался наконец:
— Резвисси, значит?
А на ком резвисси?!
Поизмывался, значит, над конем! —
И что ни слово — кнут без кнутовища
Да сыромятным
по глазам
огнем!
Да по душе восторженной,
По нервам,
По всей твоей
влюбленности,
жених,
За удаль конокрадскую —
Во-первых,
За гонор безоглядный —
Во-вторых.
Ох, ну и жег!
Да ладно б там, в сторонке,
Да ладно б тут,
При всех,
Но не при ней —
При ней,
При Тоньке,
При такой девчонке,
Как будто ты — не парень из парней,
А так себе.
А тут еще Угорин
Из-под усов, ощипанных женой:
— Кураж!.. Кураж!.. —
Подкаркивал, как ворон.
Отец родной
И тот, как не родной,
Спиной к тебе.
А что? И так бывает.
А что? И так случается порой.
И показалось: солнце убывает,
И ты, герой, —
Какое там герой! —
Один в степи
Стоишь, как сиротина,
Кругом забытый
И кругом ничей.
И только Тонька — надо ж! —
Антонина
Семеновна,
Звезда твоих ночей,
Восстала вдруг!
Да так тряхнула челкой,
Да так пошла в туманах-облаках,
Что просияли бабы,
Как девчонки,
И парни
колыхнулись
в мужиках.
И вся — к тебе!
К тебе,
Как по мосточку,
К тебе,
К тебе —
По краешку волны…
Глядел Угорин на родную дочку,
Как на себя с обратной стороны:
Царица шла!
Попробуй усомниться
И не признать — свои же как-никак!
Чуть что не так —
Прошу посторониться!
