Что такое вторая жизнь?
Это когда все заново. Жизнь сначала, но не с детства. Жизнь взрослого человека, которому надо научиться в ней жить. А учителя кто? Родители? Да нет. Они только переживают и тихо плачут от счастья, что их ребенок остался жив. Чем они могут помочь? Разве что накормить куриным бульоном для того, чтобы кости скорее срастались. Так врачи посоветовали моим родителям, что те дисциплинированно исполняли… Думать и принимать решения надо самому!
Моим родителям, конечно, досталось… Им сообщили о происшествии спустя месяц, когда врачи поняли, что сержант Бубновский все-таки не умер. Месяц родители не получали от меня ни одной весточки. Для них официальной причиной моего длительного отсутствия были дивизионные учения.
Когда отец вошел в палату и увидел меня, распятого железками на кровати, он заплакал…
Я второй раз увидел плачущего отца. Первый раз это произошло на похоронах его старшего сына, моего брата, когда отец увидел его в гробу. И вот сейчас…
«Что ж ты, парень, натворил!» – сказал я себе. Но раскаяние было недолгим. Все-таки я выбрался. Здоровья нет, денег нет, в руках костыли. Прогнозы врачей лучше не вспоминать. Что делать дальше? Спиваться? Это легко. Так поступают многие в подобной ситуации!
Или выбрать путь инвалида – плачущего, жалующегося и ожидающего разных подачек от государства и окружающих людей? И это не по мне.
Если остался жить, значит, моя жизнь кому-то нужна?! Осталось разобраться – кому? И я решил выбираться. Получилось не сразу, конечно. Был какой-то инерционный период после госпиталя. Как жить заново инвалиду, без денег, практически без помощи, с врачебным прогнозом: «Если устроишься вахтером – считай, повезло…»? Мне 24 года. Я еще ничего не успел сделать – ни родить, ни построить, ни посадить. Но мозги остались целы.
И для начала как минимум надо было понять свои проблемы. Так появилась первая конкретная цель – поступить в медицинский институт (сейчас это университет). Инвалидов принимали неохотно. А в медицинском мне открыто сказали: «Как же ты будешь работать врачом? Ты же инвалид!» Но я поставил себе цель и шел к ней, как танк – только на костылях. Да, это было непросто – ходить по инстанциям, выпрашивать справки о своей трудоспособности, ездить через всю Москву в бассейн, к своему другу, который пускал меня поплавать, когда никого не было, так как платить за абонемент я не мог. А плавать было нужно, чтобы освободиться от костылей и начать ходить хотя бы с палочкой.
Кстати, навык, полученный во время тех тренировок в бассейне, когда я подходил к воде на костылях, бросал их, а сам падал в воду, впоследствии мне очень пригодился. После последней операции на тазобедренном суставе я восстанавливался, перемещаясь на костылях по песку океанского побережья (дело было под Бостоном, США). Когда уставал, я бросал костыли в песок и, как черепаха, вползал в воду, а затем также выползал. Все это я проделывал до тех пор, пока не научился обходиться без костылей.
К концу второго курса мединститута, когда мне удалось перейти на трость, я создал свои первые принципы лечения и начал практиковать. То есть, видя мои успехи в вопросах собственного восстановления, слушая рассказы о здоровье, ко мне стали обращаться люди – друзья друзей, знакомые. Как правило, обращались те, от кого отказалась общепринятая ортодоксальная медицина. Мне удавалось им помочь в тех случаях, когда меня слушались. С тех пор я стал врачом «последней надежды». Своей практикой я занимался везде, где можно – в Средней Азии, в кишлаках, куда меня приглашали на отдых друзья, в деревнях и поселках России. Но мой отдых заканчивался, как правило, на второй день, стоило кому-то из окружающих оказать помощь в снятии болей в спине. Я называл такой отдых «каникулами Бонифация». Эта привычка отдыхать работая осталась до сих пор. Где бы я ни находился. Очень много друзей и знакомых. Да! Мир действительно тесен!
