— Почему нет?
Если бы Оливия решилась честно ответить на этот вопрос, то сказала бы, что боится самой себя, боится оставаться с ним наедине, потому что возведенные ею барьеры слишком хрупкие и не выдержат его обаяния. Воспоминания о минувшей ночи еще слишком свежи. Кажется, так легко уступить ему снова, забыться в его объятиях, испытать то ни с чем не сравнимое наслаждение, которое могут подарить только его губы, руки и…
— А что, девушки никогда не говорили тебе “нет”?
— Ты не девушка, — внезапно разозлился он. — Ты мать моего ребенка.
Вот и рассеялись иллюзии. Одной фразой Льюис установил приоритеты. Теперь она точно знает, кто она есть и где ее место. Теперь она даже не секретарша-любовница, она, пусть и по воле случая, мать его наследника.
— Я не забыла и знаю об этом чуть дольше, чем ты. Мне кажется, что в выходные ты должен хорошо обдумать, что значит для тебя эта новость, а в понедельник мы поговорим.
— Мое мнение не изменится, — проворчал он угрюмо.
— Мнение о чем?
— О том, что мы должны пожениться.
— Это не обсуждается, Льюис.
Он посмотрел на нее так, будто у нее выросли три головы.
— Ты хотя бы осознаешь, что я очень богат? У тебя, как у моей жены, будет все.
"Отнюдь, Льюис. Единственную вещь, которую я действительно хочу, не купить за все деньги мира”. Но вслух Оливия не без иронии произнесла:
— Как приятно. Теперь мы можем ехать? На протяжении всего пути до ее дома в машине стояла гробовая тишина, а воздух при этом вибрировал от ярости и раздражения, источаемых Льюисом. Оливия никогда еще не видела босса таким злым, даже в случае с пресловутой рекламной кампанией. Он сжимал руль с такой силой, что костяшки пальцев побелели.
— Объясни мне, — начал он, с отвращением оглядывая старое, неказистое строение, где располагалась ее квартира, — неужели ты собираешься растить моего ребенка здесь?
— Нет. Я накопила достаточно денег, чтобы приобрести маленький уютный домик. Пусть не в самом престижном районе, но где-нибудь в западном пригороде. Я вообще классический представитель среднего класса, и мое место как раз там.
— О Боже! А как насчет ребенка? Ты засунешь его в ясли, как только он откроет глаза?
— Это будет ребенок, Льюис, а не котенок. У детей глаза открыты с момента появления на свет. И, кроме того, у меня нет намерения отдавать ребенка в ясли. Я рассчитываю найти такую работу, которая позволит мне делать то, что я знаю и умею, находясь дома, хотя бы первое время. А поскольку ты сам недавно хвастался своим богатством, то, как отец, пекущийся о своем чаде, сможешь купить мне компьютер, столь необходимый в работе.
— Отлично! Я куплю тебе компьютер. Ведь отцы именно для этого и нужны. А как насчет детской кроватки, коляски и других вещей? Я слышал, что расходы могут вылиться не в одну тысячу долларов.
— Только если покупать все новое. А я большой специалист по восстановлению старой мебели. К тому же я хорошо шью и не стану тратить деньги понапрасну.
— Господи, Оливия, это уже переходит всякие границы! Я не позволю, чтобы мой ребенок спал в старой, грязной коляске, в которой до него рос неизвестно кто!
Оливию и забавляла, и странным образом трогала горячность Льюиса. Она улыбнулась, глядя в его сердитые глаза.
— Льюис, да ты сноб!
— Моя мать тоже так говорит.
— На редкость проницательная женщина. — Оливия дословно повторила его слова о ее матери.
— Да вы, мадам, острячка, как я погляжу…
— Это мое единственное достоинство. Некрасивая, не очень молодая, несветская, небогатая, зато остроумная…
— Я сверну Дине шею! Я продам этот чертов дом как можно скорее и наконец отделаюсь от нее. Она как камень на шее!
— Бедная Дина.
— Как же, бедная! После развода она будет очень даже богатая. Она уверена, что это достойная плата за двухлетний брак с дураком.
Сердце Оливии смягчилось.
— Льюис, никакой ты не дурак, — мягко сказала она. — Ты просто не должен был жениться на ней, если не любил по-настоящему.
Льюис тяжело вздохнул.
— Наверное, ты права. Но как распознать настоящую любовь? Существует ли она?
— Существует, — с уверенностью произнесла Оливия. — Я точно знаю.
— Тогда я тебе завидую.
