Здесь я немного отвлекусь, чтобы сказать вот о чем. Меня поражает, как некоторые литераторы изображают в своих произведениях моего мужа этаким сибирским медведем, увальнем, угрюмым и неразговорчивым человеком. Например, в книге Ю. Жукова "Один "миг" из тысячи" А. И. Покрышкин изображен именно таким. Но подобное описание внешности и характера Александра Ивановича ни в коей мере не соответствует действительности. Напротив, он всегда был энергичен, спортивен, с легкой пружинистой походкой, сохранившейся до последних дней жизни. Зарядкой Саша занимался с десятилетнего возраста, позже приобщил к ней и меня, и детей. OR любил хорошую, добрую шутку, и сам охотно и всегда к месту шутил. Очень любил дарить цветы и всегда был окружен друзьями. Что тут общего с образом угрюмого медведя?
Летчики уговорили меня пропустить их к Камосе, однако пошли к нему только двое - Андрей и Володя. А третий, так неожиданно привлекший мое внимание, остался.
- Капитан Покрышкин, - представился он и, присев на скамейку, поинтересовался: - Что читаете?
- "Отверженные" Виктора Гюго.
- Интересно бы почитать. Сам недавно был отверженным.
Я объяснила, что книга принадлежит не мне и читаем мы ее все по очереди, но бравый летчик продолжал сидеть и внимательно меня разглядывал. Я смутилась:
- Вы, кажется, пришли навестить своего товарища, так в чем же дело? Или вас проводить к нему?
Мой собеседник поднялся и пошел в палату. Вскоре все трое вернулись в приемный покой. И капитан снова подошел ко мне:
- А все-таки, может, дашь мне эту книгу? Я читаю очень быстро.
Взглянув на него, я сухо спросила:
- Почему это вы ко мне на "ты" обращаетесь?
- Извините, постараюсь исправиться.
Как мне ни жаль было расставаться с книгой, он у меня ее все-таки выпросил.
Вечером того же дня капитан Покрышкин отправился на берег моря купаться и застал там нашу медсестру Тамару. Воспользовавшись случаем, он постарался выведать все о заинтересовавшем его "предмете": кто я и что я, не замужем ли? А так как вопросов у него оказалось много, а вода была уже довольно холодная, капитан на следующий день появился в амбулатории одетым в реглан и с повышенной температурой. Я дала ему градусник, а сама принялась за оформление документов.
Сидит, глаз с меня не сводит. Подниму голову - он отвернется. Опущу его взгляд на себе чувствую. Наконец, забрала у него градусник, смотрю температура под сорок! Да, перекупался товарищ, любопытство подвело. Направила его в лазарет.
К вечеру появилась Тамара и говорит:
- Мария, тебя просит зайти тот капитан, которого ты сегодня положила в лазарет. Спросить что-то хочет.
Я неприступная, как скала:
- Скажи своему капитану, что завтра с утра будет мое дежурство в лазарете и он сможет задать мне все свои вопросы.
И не пошла: пусть не задается.
А наутро, когда я заглянула в лазарет, он спал. Мне почему-то вдруг стало жалко его будить... Попозже снова зашла в палату, чтобы заполнить историю болезни. Были там вопросы, ответы на которые меня тоже интересовали: место довоенного жительства, год рождения, ближайшие родственники.
Услышала, что в Новосибирске у него живет мать, Покрышкина Ксения Степановна. А вот что жены нет, поначалу не поверила. Разве так может быть, когда человеку уже почти тридцать? Дурит, наверное, голову мне. Почему-то эта мысль меня расстроила.
После трех дней пребывания в лазарете Покрышкин был вызван в штаб армии за назначением на должность заместителя командира полка. Часть эта базировалась где-то в другом месте.
Сразу же после завтрака Саша быстренько собрался, вернул мне книгу:
- Прекрасный роман. Спасибо. Надеюсь, я не очень его задержал?
- Ничего, я рада, что он вам понравился.
- Что ж, может быть, мы больше не увидимся с вами, не поминайте лихом.
- Да вроде бы не за что.
Наша санчасть располагалась в тени деревьев на пригорке, а внизу на пятачке его ждала "персональная" полуторка. Он сбежал вниз и в мгновение ока перемахнул через борт машины. Не знаю почему, но на душе стало грустно. Взяла в руки книгу, стала лихорадочно перелистывать ее всю от начала до конца. "Ну как же так, мог же он мне хотя бы записку написать!" Но в книге ничего не оказалось. Да и почему он, собственно, должен был мне писать? Ведь мы совсем чужие люди!
