— В доме сидит одаренный, которого не могут раскрыть, — отец сжал кулаки, и явно удержался от пары известных и далеко не самых пристойных речевых конструкций, — такое само по себе странно, а ведь это же вор, дважды уже покушавшийся на тебя!
— А взвар только для меня готовили? — спросил я. — Мало ли, может, не только меня отравить хотели…
— Не только для тебя, — боярин Левской пристально на меня посмотрел, затем, видимо, что-то для себя решив, продолжил: — И наговорен он был весь. Но наговор наводили именно на тебя. Все тот взвар пили и ни с кем ничего такого не случилось.
Так, значит… Нечего сказать, радостное известие. В жирных таких кавычках радостное. Уже два, получается, покушения на меня. Что-то мне это не шибко нравится…
— Отец, — вопрос встал сам собой и задать его я посчитал необходимым, — а тебе не кажется, что Шаболдин не с того конца ищет?
— Вот даже как? — отец усмехнулся и, огладив коротко постриженную темно-русую бороду, устроился в кресле поудобнее. — Ну-ка, расскажи мне, с чего это ты считаешь себя умнее губного пристава?
— Вот смотри, — подколку насчет того, умнее кого я себя считаю, я пропустил, — кого ищет Шаболдин? Стрелка и отравителя. И, заметь, я сейчас даже не о том говорю, что это запросто может оказаться один и тот же человек. Я о том, что еще древние римляне начинали расследование с вопроса «Кому выгодно?». А я бы здесь спросил по-иному: «А почему я?». Почему хотят убить боярича Алексея Филипповича Левского? Кому моя смерть будет выгодна? И уж когда будет ясно, кому, пристально следить именно за этим человеком. Знаешь, отец, мне не нравится быть живцом в этакой охоте, но выбора тут у меня, боюсь, нет.
С ответом отец задержался надолго. Даже карандаш в руке вертел, будто что хотел записать. Не иначе как мои мудрые высказывания, хе-хе.
— Ну, умнее Шаболдина ты-то себя не мни, — в конце концов выдал отец, сопроводив свои слова доброй улыбкой. — Он как раз от этого и идет. Но поумнел ты здорово. Очень сильно поумнел, хвалю.
Я напустил на себя настолько довольный вид, чтобы это было заметно, хотя на самом деле довольным нисколечки не был. Но с недовольством своим я еще разберусь, а вот подбросить отцу объяснение моих резко выросших умственных способностей, пожалуй, и стоило. Чувствую, не раз еще мое поумнение будут замечать, и не только боярин Левской, так что надо подвести под это дело настолько солидную теоретическую базу, чтобы никому и в голову не приходило начать выяснять, а с чего бы это Алешенька Левской стал таким умненьким…
— Знаю, что поумнел, — я скромно потупил взор. — А как же иначе после разговора с ангелом Божиим? Раз уж посланник Господа нашего снизошел, чтобы со мной говорить, то и капелька благодати на меня легла, так ведь?
— Воистину, чудо явил тебе и всем нам Господь Бог наш, — боярин размашисто перекрестился. — А вора найдут. Пусть и умеет он скрывать одаренность, долго у него такое не получится.
Ну да, наверное, не получится… Только вот что раньше произойдет: его раскроют или ему удастся-таки меня извести? И еще я, наконец, понял, почему не был доволен ответом отца на мое предложение начать с установления выгодоприобретателя от моей гибели. Да все очень просто! Отец прекрасно знает, в чем тут дело, но почему-то не хочет, чтобы это знал я! Попробовать поиграть с боярином Левским в открытую? А смогу? Ну… Выбора у меня, похоже, нет.
— Отец, — начал я с самым глубоким почтением, — Прости, но, сдается мне, что ты знаешь, почему убить хотят именно меня. А я не знаю. Но раз моя жизнь все еще в опасности, имею же я право знать, почему?!
— Имеешь, — серые глаза отца расширились от удивления. Хм, не переборщил ли я со своим поумнением? — И узнаешь. Когда я посчитаю это нужным, — веско добавил он и закончил: — А теперь иди, сын. Мне надо еще с бумагами посидеть.
Что мне еще оставалось? Только встать, поклониться и уйти. Однако же… Однако же, если отцу известна причина, по которой неведомый злоумышленник на меня охотится, то и я как-нибудь смогу ее узнать? А что вообще может он знать обо мне такого, чего не знаю я сам? Разве что обстоятельства моего рождения… Или какие-то условия наследования мною своей доли семейного имущества. Вроде и все. Да, пожалуй, что и все.
