Зимнее солнце скользнуло за горизонт как раз в ту секунду, когда стражники соскакивали с коней.
— Ограбили-таки!.. — громко крикнул один из стражников. — И кто это мог подумать, что он вместо ямщика… Из своих рук прямо выпустили. Ваше имя? спросил он Чебутыкина.
Чебутыкин с достоинством отвернул шубу, чтоб виднее были форменные пуговицы на тужурке, и хотел медленно и толково ответить, но унтер-офицер не дал ему докончить и сказал резко:
— По подозрению в сообщничестве с государственным преступником, разбойником Лбовым, вы арестованы.
Унтер-офицер любил торжественные фразы, но от этой торжественности у титулярного советника Чебутыкина захватило дух — он хотел что-то сказать, но не смог и только подумал: «Господи, ну и день… Господи, и какой же это удивительно проклятый день!»
4. В землянке, занесенной снегом
Пробежав на лыжах верст пять, Лбов остановился. Он вытер рукавицей взмокший лоб и сел на сваленное и заметенное снегом дерево. Было почти совсем темно, снег стал матовым, а деревья слились в одну крепкую, черную тень. Лбов посмотрел на сумку, хотел открыть ее, но сумка была заперта, он вынул нож, собираясь ее надрезать, но раздумал, потому что в темноте можно было выронить что-либо или растерять ее содержимое потом по дороге.
«Здорово, — подумал он и вынул из кармана револьвер, захваченный у убитого стражника. — Смит, — решил он, — ну и то ладно, пригодится». Он повернул несколько раз барабан, положил револьвер обратно, встал на лыжи и поехал дальше. В темноте ветки хлестали по лицу, и голову часто обсыпало мелкой снежной пылью, падающей со встряхиваемых кустов.
Часа через полтора он добрался до такой гущи, что огонек землянки вынырнул вдруг — только перед самыми глазами.
Стольников был дома, он выскочил на двор и крикнул удивленно:
— Сашка! Откуда тебя в этакое время? Я думал, ты в Мотовилихе заночуешь.
— Было дело, — коротко ответил Лбов и, подходя к сеням, спросил: — А у нас кто еще?
— Двое из наших, Степан Бекмяшев и потом еще один — Федор.
— Что за Федор? — с удивлением спросил Лбов и наморщил лоб. Он был осторожен и не любил, когда к нему приходили новые незнакомые люди.
— Свой человек, заходи скорей, узнаешь.
Лбов вошел, не здороваясь, сел на лавку и, показывая пальцем на нового человека, спросил прямо у Степана:
— Он кто?
— Из питерской боевой организации, — не менее прямо ответил Степан, да ты не думай ничего, шальная голова, мы ручаемся.
— Я не думаю, — проговорил Лбов и, повернувшись к Федору, сказал коротко: — Ну, говори!
Питерский товарищ с любопытством посмотрел на Лбова.
— К тебе скоро приедут еще четыре человека.
— Зачем они мне? — И Лбов мотнул головой.
— Как зачем, вместе лучше! У вас будет тогда настоящая боевая группа…
— Группа, — повторил Лбов и задумался, точно само это слово внушало ему некоторое подозрение. — Как ты сказал — боевая группа? А кто в ней будет?
— Два анархиста, один эсер и один социал-демократ.
— Я не про то спрашиваю, я спрашиваю: ребята надежные?
— Посмотришь — увидишь. Как у тебя насчет оружия?
— Плохо, — ответил вместо Лбова Стольников, — револьверов много, по Мотовилихе обыски повальные, ребята все сюда направляют на сохранение, а винтовок — всего одна.
— Привезут, — сказал Федор, — нужны только деньги. Ты достань денег.
Лбов с минуту подумал, потом поднял сумку, раскрыл нож и провел им по коже. Целая пачка писем вывалилась на стол. Распечатали. Денег было около тысячи рублей. Триста Лбов тут же отдал Федору. Триста оставил себе, а остальные передал Степану.
— Это вам пока на подпольную, — добавил он, — будет с вас, ведь вам все равно на разговоры.
— Как на разговоры? — И Федор удивленно переглянулся со Стольниковым и Степаном.
— А так, на разговоры, — повторил Лбов. — Я понимаю — оружие покупать, бомбы; ты скажи, чтобы больше бомб привозили, беда как люблю бомбы — на это я понимаю, а что зря языками трепаться. Да скажи, чтобы к маузеру мне патронов привезли, — добавил он, опять срываясь на прежнюю мысль, — побольше патронов, мне очень нужны хорошие патроны. — Потом он помолчал и, точно принимая окончательно какое-то решение, добавил: — И хорошие ребята тоже нужны. Только такие, которым бы на все наплевать.
