— Не пьет молоко? А откуда вы это знаете?
— Молоко способствует крепкому сну, — объяснил Вернон. — Убийца не любит спать, а если он работает днем, должно быть, пьет черный кофе.
В ответ отец лишь приглушенно хмыкнул, что могло означать согласие или понимание.
Двери растворились, и мистер Притчард объявил во тьму, что обед подан. Включив свет и прекратив бег железной дороги, Вернон позвал меня с собой:
— Пойдем, Кори.
Я прошел вслед за ним в столовую, а отец вместе с мистером Притчардом удалились на кухню. В столовой Такстеров по углам располагались рыцарские доспехи, а на длинном столе стояли два прибора один напротив другого. Вернон предложил мне самому выбрать место, и я предпочел то, откуда мог лучше видеть рыцарей. Через несколько минут в столовой появилась Гвендолин с серебряным подносом в руках — и начался обед, наверно, самый странный в моей жизни.
На первое был земляничный суп с накрошенными в него ванильными вафлями. Затем подали равиоли и шоколадные пирожные в одной тарелке. Еду мы запивали лимонно-лаймовой шипучкой «Физзи». Вернон ужасно насмешил меня, засунув целую таблетку «Физзи» себе в рот, отчего у него пошли оттуда зеленые пузыри. Потом подали запеченные в тесто гамбургеры и попкорн, намазанный маслом, а на десерт нам подали по чашке с начинкой для шоколадного торта, которую можно было есть прямо ложкой. Уминая угощение за обе щеки, я испытывал чувство вины: если бы мама узнала, какое ребяческое пиршество устроил мне Вернон, она бы упала в обморок. На столе не было никаких овощей — ни моркови, ни шпината, ни брюссельской капусты. С кухни доносился легкий запах тушеной говядины: это означало, что отца все-таки потчуют настоящей едой для взрослых. Скорее всего, он даже не догадывался, какой массированной атаке я подвергаю свой желудок. Вернон разделял мое счастье: мы смеялись, слизывая остатки сливочного крема с наших тарелок с алчностью прирожденных сластен.
Вернон хотел знать обо мне все. Он спрашивал, чем я люблю заниматься, кто мои друзья, какие книги я предпочитаю, какие фильмы мне особенно нравятся. Оказывается, Вернон тоже смотрел «Захватчиков с Марса» — это еще больше укрепило наше взаимопонимание. Он рассказал, что когда-то давно у него был целый сундук, полный комиксов о разных супергероях, но отец заставил его выбросить все эти сокровища. Когда-то у него было несколько полок, заставленных исключительно книжками серии «Мальчишки Харди», но однажды его отец страшно разозлился на него и сжег все эти книги в камине. Вернон рассказал, что у него были и все выпуски «Дока Сэвиджа», и Тарзан, и Джон Картер с Марса, и Тень в журнале «Таинственные истории», и целый ящик журналов «Аргоси» и «Жизнь мальчишки», но его отец однажды заявил, что Вернон вырос и не нуждается в подобной чепухе, после чего все это богатство отправилось в огонь или в мусор, превратившись в пепел или канув на свалке. Вернон признался, что не пожалел бы и миллиона долларов, чтобы вернуть все это, и посоветовал мне ни за что не расставаться с такими книгами, если они у меня есть, потому что в них заключена настоящая магия.
Стоит только сжечь свое волшебство или выбросить его в мусор, и ты становишься нищим и сможешь думать лишь о том, как вернуть это волшебство.
— Мне нужно было продолжать носить короткие штаны, — сказал. Вернон.
— Что? — не понял я.
Никогда не видел, чтобы Вернон носил штаны. Хоть какие-нибудь.
— Однажды я написал книгу, — сказал он.
— Да, я знаю. Моя мама читала ее.
— А ты не собираешься стать писателем, когда вырастешь?
— Не знаю, — замялся я. — Может быть… если удастся.
— Мне очень понравился рассказ, который ты написал. Было время, я тоже писал рассказы. Отец говорил, что он не имеет ничего против такого хобби, но при этом нельзя забывать, что когда-нибудь ответственность за все это ляжет на мои плечи.
— За что «все это»?
— Я не знаю. Он так и не сказал мне больше ничего.
— А.
В этом был какой-то смысл.
— А почему вы не написали больше ни одной книги?
Вернон хотел что-то ответить: его рот открылся, потом закрылся снова. Какое-то время он сидел, глядя на свои руки, на пальцы, измазанные сливочным кремом. Внезапно его глаза заблестели.
