Путники молча шли, нащупывая длинными шестами дорогу. Тихо шли. Шаг, ещё шаг. Колючий снег резал щёки. Ветер усилился. Вздымал тучами снег. С моря долетали гудки. Там пароходы пробивались сквозь снежную вьюгу и мглу.
"Спасибо рыбакам, в такую непогожую ночь взялись меня проводить, думал Владимир Ильич. - Спасибо, товарищи".
Он не знал, как рискованно, почти невозможно было идти в эту непогожую ночь. Шагал, проверял на ощупь дорогу шестом, старался не упускать из виду рыбаков впереди. Вдруг... лёд пошатнулся. Раздался треск, будто выстрел. Льдина накренилась и плавно стала уходить из-под ног. Из трещины хлынула вода. Шест Владимира Ильича шарил, дна не было. Конец. Всё.
Он не помнил точно, как удалось ему выбраться. Кто-то протянул руку. Он схватился, прыгнул.
Проводники хлопали его по спине, говорили по-фински.
И по немецки:
- Геноссе, геноссе, товарищ.
Они радовались. Как они радовались, что русский гэноссе, товарищ, который борется против царя за народную долю, не утонул подо льдом!
Владимир Ильич добрался до острова. Шведский пароход его захватил и доставил в Стокгольм. Там Владимир Ильич дождался Надежду Константиновну.
И вот они снова в Женеве. Снова чужбина.
Неприглядна была Женева в тот декабрьский день, когда Владимир Ильич со своим верным другом, родной и любимой Надюшей, очутились там после революционной России.
Зима, а снега нет. Только ветер, резкий и жёсткий, несёт вдоль тротуаров холодную пыль.
Женевцы попрятались по домам. Не видно людей на улицах. Одиноко, неприютно в Женеве.
СВИДАНИЕ В СТОКГОЛЬМЕ
Владимир Ильич вышел из библиотеки. В каких только библиотеках не приходилось ему работать! В мюнхенской, женевской, цюрихской, и лондонской, и парижской, и копенгагенской! Теперь вот в этой, стокгольмской. Шёл 1910 год, и опять Владимир Ильич в столице Швеции - Стокгольме. Он жил во Франции, а сюда приехал на время. По особому, совершенно особому поводу.
Быстрый и радостный, он шагал осенними стокгольмскими улицами.
Куда же он шёл? Предстояло выступить с докладом в шведском Народном доме. Он шёл на доклад. Десятки раз приходилось Владимиру Ильичу делать доклады в самых различных городах перед рабочими и членами партии. Отчего же он сегодня так весел? Он кидал вокруг дружелюбные взгляды, всматриваясь на ходу в чужую, шведскую жизнь. Негромкий, чистый и прибранный город, с кривыми узкими улицами. Королевские дворцы, мосты через каналы, скверы, клумбы, стаи галок вокруг колоколен, медлительные экипажи на площадях - всё это Владимиру Ильичу давно знакомо. А сегодня вызывало улыбку.
Он увидел продавщицу цветов. Корзина красных, жёлтых и розовых роз стояла у ног молоденькой девушки.
- Пожалуйста, вот эти красные розы. Мерси. Благодарю вас.
Владимир Ильич шёл на партийный доклад с цветами. Не странно ли?
Однако вот и Народный дом. Сегодня здесь, в одной из комнат, собрались русские большевики-эмигранты.
- Ленин! Ленин! - встретили Владимира Ильича дружные возгласы.
Его обступили, жали руку. Это были политические эмигранты из России. Все знали Ленина. По книгам и статьям. По большевистским газетам: сначала "Искра", потом "Вперёд", "Новая жизнь", "Пролетарий". Знали по съездам партии.
В глубине комнаты сидели две женщины. Одна совсем пожилая. На ней было чёрное платье с глухим воротничком и кружевная наколка на белых, совершенно белых как снег волосах. Черты лица её были тонки. Она вся помолодела и оживилась, когда раздались одобрительные возгласы:
- Ленин!
Рядом с ней молодая, темноглазая, чуть скуластая, строгая. Она тоже расцвела при появлении Ленина. Владимир Ильич к ним подошёл, положил на колени старой женщины розы.
- Мама и сестра приехали из России меня навестить, - просто объяснил он окружающим.
- Спасибо, что приехали, - сказал матери один большевик. - Вы можете гордиться таким сыном.
А Ленин стал за небольшой, вместо кафедры, столик и начал доклад. Необычный доклад. Впервые его слушала мать. Он говорил товарищам, большевикам. И матери, маме. Мать была другом своих детей. А ведь все её дети были революционерами. Она навещала их в тюрьмах. Носила передачи. Когда в 1895 году Владимира Ильича заключили в тюрьму, мама приехала в Петербург. "Мамочка, помню, как ты глядела на меня через решётку. Губы дрожали у тебя, а ты улыбалась".
