Нагнав блондинку уже на улице, тренер схватил ее за руку, пытаясь остановить. Эмма, вырвав руку, гневно зарычала на тренера, – не трогай меня сейчас, Джонс! – и, развернувшись, продолжила уходить.
Киллиан не отступился и продолжил следовать за девушкой.
– Свон, стой… да стой же ты, – опередив ее и встав перед ней, взялся за плечи.
– Киллиан, или ты меня сейчас отпускаешь или я к чертям собачим, уезжаю к отцу и плевать мне на этот турнир! – громко выпалила блондинка.
Джонс отпустил руки, но, не двинувшись, смотрел в разъяренные серые глаза, пытаясь хоть что-то прочитать в этом затуманенном гневом взгляде. Эмма смотрела на Джонса и, поняв, что тот больше ее не останавливает, обошла его и направилась в сторону парка, чувствуя недоуменный взгляд в спину.
Дойдя до знакомой лавочки, Эмма присела на нее, ставя тяжелую сумку на землю, которую так и тащила с собой, прогуливаясь по полупустому парку.
«Что это было?»
– Какого черта это сейчас было? – крикнула в пустоту блондинка.
«Миллс! Как же я тебя ненавижу! Ненавижу этих поганых журналистов. Но это все меркнет с тем чувством, как я именно сейчас ненавижу себя! Зачем нужно было взрываться в раздевалке? Я же знаю, что она специально меня выводит, не надо было вестись на эту… А вот что случилось с ней? Неужели я настолько ее задела, что она так отреагировала? Железная маска спала окончательно, но вот нужно ли это было? Да и зачем я вообще пошла ее успокаивать…» – на этих мыслях Эмма встала с лавочки и сильно ударила ногой по близстоящему дереву.
«Свон! Ты сама виновата! Не нужно было отвечать ей. Ты ведь на самом деле не думаешь, что она такая… Уже не думаешь! Но как было чертовски приятно ощутить ее тепло, вдыхать аромат ее духов, почувствовать дрожь в ее теле, ощущать, что под моими объятиями она успокаивается, но потом услышать снова эти холодные слова… Дааа, Эмма! Что это было?»
Свон присела на край лавочки и закинула ноги, на другой конец скамьи, откидывая голову назад массируя плавными движениями виски, который уже начинали постукивать.
Свон действительно не понимала, что происходит с ней. Она ненавидит эту женщину, но в тоже время ей были приятны прикосновения к ней, то, что, не смотря на свою ярость, она смогла успокоить Миллс.
Эмма просидела с закрытыми глазами почти час, поразмыслив и придя к единственному верному решению – не доводить ни себя, ни брюнетку до ручки и держать себя в руках перед любым кто так или иначе попытается вывести ее из себя. Эмма будет всегда либо милой, либо совершенно спокойной и равнодушной ко всему, что ее так выводит на гневные эмоции.
Опустив ноги на землю, Свон достала из сумки телефон и, заметив, что время доходило к 11, она подумала, что было уже поздно звонить самому дорогому ей человеку, но все-таки набрала знакомый номер, зная, что какой бы час не был, ей всегда ответят.
– Эмма? Что-то случилось? – сразу послышался обеспокоенный голос.
– Привет, папа… – тихо прошептала в трубку блондинка, и так же тихо и устало продолжила, – нет, пап, все хорошо. Просто захотелось поговорить…
– Дорогая, – успокаивающим голосом говорил отец. Этот голос всегда давал девушке уверенность и спокойствие, – конечно, давай поговорим…
Эмма всегда делилась всеми своими чувствами и эмоциями с отцом. Он был ее самым лучшим другом и всегда понимал и принимал любое решение девушки. Вот и в этот раз отец внимательно слушал дочь, которая была очень взволнованна и по голосу безумно уставшая. Дэвид чувствовал даже на другом конце провода, как учащенно бьется родное сердце, когда Эмма с гневом рассказывала о Миллс и их перепалке. Эмма не стала раскрывать отцу все, что произошло сегодня, ограничившись, лишь ненавистью к Реджине и непониманием чем она так серьезно вызвана. Дэвид внимательно слушал дочь, но когда та закончила, произнес:
– Милая тебе нужно успокоиться. Ничего страшного в этой женщине нет. Она такая же, как и все остальные, просто также как и ты не может контролировать свои чувства. Просто делает это таким своеобразным способом. Пойми, каждый человек индивидуален, у каждого есть свои и страхи и чувства, которые он не хотел бы никому показывать. Возможно она именно такой человек, – разъяснял Эмме отец.
