Жизнь как КИНО, или Мой муж Авдотья Никитична - страница 14

Я сообщила ему, что наш класс по случаю 25-летия окончания училища собирается в ресторане Дома кино и что мы очень хотели бы его видеть.

— Я приду, — сказал он.

Но голос был непохожим на его. Чувствовалось, что он в очень плохом настроении.

До меня дошли слухи, что он стал крепко выпивать в последнее время. Но это было так непохоже на него: Марис и алкоголь — это несовместимые вещи. Что же должно было случиться с ним, чтобы это произошло?!

А случился конфликт с Григоровичем, и тот, в отместку, не дал Марису танцевать. Он снял его с репертуара. Для Мариса сцена и танец были его жизнью.

Значит, Григорович лишил Мариса жизни раньше, чем он умер.

Летом 1955 года, после окончания хореографического училища я подала документы в ГИТИС. Готовилась я сама. Выучила басню Крылова и отрывок из «Евгения Онегина», последнюю встречу Онегина и Татьяны, когда она, жена генерала, светская львица, читает нравоучение Онегину.

Когда я начала читать этот отрывок, члены комиссии, прикрыв лицо руками, уронили головы на стол, плечи их тряслись от смеха. Только потом я поняла, что их так сильно рассмешило. То, что я делала, было пародией на образ Татьяны. Вместо высокомерного нравоучения худенькая семнадцатилетняя девчушка с косичками тихим и жалобным от волнения голосом уговаривала Онегина: «Довольно, встаньте…»

Наконец председатель приемной комиссии Иосиф Моисеевич Раевский, который набирал курс, остановил меня. Вытирая слезы от смеха, он протянул мне лист бумаги, где его рукой было написано: «Гоголь, отрывок из „Мертвых душ“ и Горький „Девушка и смерть“».

«Подготовьтесь и через неделю приходите», — сказал он.

Я обратилась за помощью к Георгию Павловичу Ансимову, который вел в хореографическом училище уроки актерского мастерства. Впоследствии он стал художественным руководителем Театра оперетты. Он подготовил меня.

Когда я пришла на показ второй раз, Раевский мне сказал:

— На следующие два тура можете не приходить. Считайте, что вы приняты.

Годы учебы в ГИТИСе промчались незаметно. Было весело и интересно. Раевский мне объявил, чтобы я не мнила себя «героиней», так как я характерная актриса. Почти на все отрывки из пьес Раевский ставил нас в паре с Александром Демьяненко…

Я сдала экзамены за третий курс и счастливая, вприпрыжку скакала по двору ГИТИСа, торопясь на встречу с мамой в кафе-мороженое на Старом Арбате, зажав в кулаке стипендию. Навстречу мне по двору ГИТИСа шел симпатичный молодой человек в элегантном светло-бежевом костюме.

— Здравствуйте, — вдруг сказал он мне и, улыбнувшись, остановился возле меня.

Я тоже остановилась и сказала:

— Здравствуйте!

— Я Борис Владимиров. Я закончил ГИТИС, режиссерский факультет у Юрия Завадского.

— А я — Элла Прохницкая. Закончила третий курс актерского факультета у Иосифа Раевского.

— Я сейчас работаю в эстрадной программе с Вадимом Деранковым. Он работал у Райкина. Хотите посмеяться? Приходите!

— Да, я приду, — и добавила: — Только с мамой.

— Отлично! Я вас встречу и посажу на лучшие места.

Мы уже попрощались с ним, как он обратился ко мне снова:

— Извините, но я же не знаю вашего номера телефона. Как же нам условиться о встрече? — и добавил: — Вы очень красивая.

На концерте мы с мамой хохотали до слез. Особенно над «бабкой на футболе» в исполнении Бориса.

После концерта он пригласил нас в кафе-мороженое. Борис оказался не только талантливым эстрадным артистом, но и веселым, остроумным собеседником. Борис мне очень понравился.

Дома мы с мамой говорили о Борисе и долго еще смеялись, вспоминая забавные скетчи из эстрадной программы.

— Мама! А вдруг встреча с Борисом — это моя судьба? Ну, подумай, что буду делать в театре я, профессиональная балерина, характерная актриса, да к тому же, как выяснилось в ГИТИСе, и поющая? Я же там со скуки помру! Мне кажется, что мое место — на эстраде!

Мы начали с Борисом встречаться. Чем больше я смотрела эстрадную программу, в которой был занят Борис, тем сильнее крепло мое желание стать эстрадной актрисой.