В течение сорока лет город находился в руках ариан и омиев, однако теперь, с переменами в правительстве, у православных появилась надежда на улучшение ситуации. Григорий в очередной раз оказался перед выбором — оставаться в уединении или пожертвовать" "философией" "ради блага Церкви. В очередной раз — теперь уже без всякого" "насилия" "со стороны — он выбрал второе. Феномен Григория заключается в том, что, всегда высоко ценя уединение, он тем не менее не мог долго оставаться без общения с людьми [149] и, проведя какое‑то время вдали от публичной жизни, оказывался готовым к ней вернуться.
Григорий провел в Константинополе два с половиной года, которые стали апогеем всей его церковной и богословской деятельности: именно к этому периоду относится около половины его Слов. Константинопольский период был также чрезвычайно богат событиями: большую часть поэмы" "О своей жизни" "Григорий посвятил этому времени.
Начало было очень скромным. Прибыв в Константинополь, Григорий обнаружил, что все церкви находятся в руках ариан. Он начал совершать богослужения в небольшом домовом храме, который получил название Анастасии ("Воскресения" "). Ариане употребляли различные способы, чтобы изгнать Григория из столицы. Сначала его обвинили в" "тритеизме" " — будто вместо единого Бога он вводит многих богов. [150] Затем начались попытки физической расправы. В Великую субботу 379 г., когда Григорий совершал таинство Крещения, в храм ворвалась толпа ариан, в том числе монахов, которые требовали изгнания Григория и бросали в него камни, после чего, обвинив в убийстве, привели для разбирательства к городским правителям. Последние, хотя и отнеслись к Григорию неблагосклонно, однако не поддержали клеветников, так как невиновность Григория была очевидна. [151] Григорий рассказал об этих событиях в письме к Феодору, епископу Тианскому:
Слышу, что негодуешь на причиненные мне монахами и чернью оскорбления… Ужасно происшедшее, весьма ужасно — кто спорит? Поруганы были жертвенники, прервано тайнодействие, а я стоял между священнодействовавшими и метавшими в меня камни, и в качестве защиты от камней употребил я молитвы. Забыты стыдливость дев, скромность монахов, бедность нищих, которые из‑за собственной жестокости лишились милосердия. Но, конечно, лучше быть терпеливым и тем, что претерпеваем, подать народу пример долготерпения; ведь для народа не столько убедительно слово, сколько дело — это безмолвное увещание.[152]
О камнях, которые в него метали в Константинополе, Григорий вспоминал неоднократно:"меня встретили камнями, как нечестивца — за это благодарение Тебе, Троица!"; [153]"пусть всякий мечет в меня камнями, ибо я издавна приучен к камням!"; [154]"вспоминай о том, как в меня бросали камнями" "; [155]"камнями встретили меня, как других встречают цветами" ". [156] Это был тот опыт исповедничества, о котором Григорий никогда не забывал и не хотел, чтобы забыли другие.
Вскоре после описанного инцидента Григорий оказался вовлеченным в конфликт между Мелетием и Павлином — двумя противоборствующими епископами Антиохии. Этот конфликт продолжался с начала 60–х годов, когда на место Мелетия, изгнанного из города арианами, был рукоположен Павлин, представлявший другую анти–арианскую группировку. Впоследствии, когда Мелетий вернулся в Антиохию, Павлин не вступил с ним в общение, из‑за чего образовался длительный раскол. По утверждению историков Сократа и Созомена, между мелетианами и павлинианами в Антиохии к началу 80–х гг. существовало соглашение, по которому оба епископа управляли паствой совместно: по смерти одного другой должен был быть признан единственным законным епископом. [157] По другой версии, Мелетий в 380 г. получил от гражданских властей официальное право на управление епархией, а Павлин остался не у дел. [158] По–видимому, константинопольская паства была разделена между мелетианами и павлинианами. Роль Григория остается не вполне ясной: создается впечатление, что оба епископа не желали его присутствия в столице.[159]
В первой половине 380 г. Григорий пережил одно из самых сильных потрясений своей жизни — конфликт с Максимом–циником. Этот человек, прибывший в Константинополь из Александрии, был философом, обратившимся в христианство и стоявшим на никейских позициях. Его прошлое весьма сомненительно: он был дважды судим, подвергнут бичеванию и изгнан из своего города. Однако Григорий узнает обо всем этом позже: поначалу он уверен, что Максим — исповедник никейской веры, пострадавший за свои убеждения. Григорий, сам будучи ритором и философом, проникся глубокой симпатией к Максиму; можно даже сказать, был им совершенно очарован. Он произнес в его честь Похвальное Слово, в котором создал образ человека, сочетающего мудрость философа с ревностью христианина.
