В Азии он родился — здесь его корни, здесь в первый раз увидел, как на скаку заваливаются подбитые метким выстрелом золоторогие сайгаки, и эта картина поразила его. В Азии ему легко дышится, а в Петербурге — душно, муторно, пахнет дерьмом и дорогое время приходится проводить с неинтересными людьми... Нет, это не по нраву Корнилову.
Единственное, чего он боялся, что его душенька, его лапонька, его Таточка (в своих письмах Корнилов называл Таисию Владимировну кукольно-ласково «Таточкой», вкладывая в это уменьшение всю нежность, что имелась в нём) не согласится покинуть столицу ради вселенской глуши, набитой ядовитыми пауками, тараканами, змеями, но Таисия Владимировна приняла решение мужа безропотно. Лишь засмеялась тихо, с каким-то радостным облегчением:
— Я как нитка, Лавр... Куда иголка, туда и я.
Корнилов благодарно склонил голову и поцеловал жене руку.
Чем ближе была крепость Дейдади, тем лучше делалась дорога, мостки через мелкие бурные речушки, которые летом превращаются в пыль, были отремонтированы, в одном месте Корнилов засек свежие следы пушечных колёс — четвёрка сильных битюгов, настоящих першеронов, проволокла куда-то тяжёлую пушку, — притормозил коня: в какие же такие нети поехала эта пушка?
Скорее всего, першероны поволокли её на пробные стрельбы. Вероятно, начальник крепости биргит — так афганцы называют бригадных генералов, — Мамат-Насыр-хан пожелал увидеть, как калиброванные снаряды откалывают от скал огромные куски породы и поднимают пыль до небес... Весёлый человек этот биргит. И суровый: там, где можно обойтись розгами, он рубит головы и насаживает их на колы, высоко поднятые над воротами крепости.
Афганские артиллеристы носили чёрные английские мундиры из толстого грубого сукна, в котором легко запариться, и шаровары, позаимствованные у индусов, из невесомой, струистой как шёлк ткани, шапки у них были высокие, белые, сшитые из кожи, такие же шапки носили и британцы; если исследовать песок и кусты колючего патта вокруг крепости, то можно будет найти чёрные длинные шерстинки, выдранные из форменных артиллерийских мундиров, и исследовать их состав.
Крепость Дейдади была ключом обороны всего афганского Туркестана. Это хорошо понимали и сами афганцы, это понимали и англичане, это понимали и китайцы, которые следили за всем, что происходило в Азии, очень пристально, это понимали и русские.
Капитан выпрямился в седле и махнул рукой своим спутникам:
— Вперёд!
Они подъехали к крепости, когда уже взошло солнце — большое, красное, похожее на хорошо надраенный медный таз. Только в Азии да на Востоке водится такое диковинное металлическое солнце. Осталась позади завеса дождя, который, судя по всему, вообще здесь давно не шёл: окрестные горы, долина, которую зорко стерегла крепость, имели потрёпанный и пыльный вид. Вероятно, дождь здесь пролился в последний раз не менее трёх месяцев назад, осенью, а с тех пор не выпало ни капельки.
На площади перед крепостными воротами поплёвывала в небо белым кизяковым дымом чайхана — душистый дым валил из металлической круглой чушки, будто из паровозной трубы. Пахло жареной кукурузой, копчёным мясом, свежим сыром, фруктами.
— Ну что, друзья, — обратился Корнилов к своим спутникам, — настала пора подкрепиться... А?
Текинцы сдержанно промолчали.
Корнилов подвернул коня к чайхане. Подъехав к входу, наклонился, заглядывая внутрь, поинтересовался на языке дари, самом распространённом в этих местах:
— Хозяин, трёх голодных путников накормишь?
— Почту за честь, — степенно отозвался хозяин. — Только что зарезали барана. Мясо ещё дымится, тёплое.
Капитан заказал мясо на угольях — самое вкусное, что могли приготовить в чайхане. Пуштуны — вечные кочевники — всегда признавали еду только качественную, это раз, и два — важно, чтобы её можно было быстро приготовить. Быстрота действий — это главное правило в условиях войны, когда скорость имеет такое же значение, как и сила натиска. Куски мяса, брошенные в костёр, быстро обугливались, и мясо дозревало в этой твёрдой корке, будто в железной скорлупе. Сочное, мягкое, одуряюще вкусное, оно вышибало у опытных едоков не только слюну, но даже и слёзы. Правда, один недостаток у этого мяса всё-таки имелся: твёрдую горелую корку надо было срезать ножом — это был корм собак; корм людей — нежное розовое мясо — оставался под коркой. Такое мясо часто готовили пастухи и русского Туркестана, у которых Корнилов, случалось, оставался на ночь.
