В пригороде Лос-Анджелеса, на бульваре Пасифик Пэлисейдс, обрамленном могучими тропическими пальмами, находится мастерская известного австралийского скульптора Бретта Стронга. Первое, что бросается в глаза каждому, кто заходит в нее, — это внушительная — почти в три метра высотой — бронзовая скульптура. Стронг, человек, не лишенный чувства юмора, притом сардонического юмора, окрестил свое творение Статуей на Свободе. Не статуей Свободы, а именно на Свободе.
История происхождения этого названия такова. Впрочем, пока всего два слова о том, кого она изображает. Стронг запечатлел в бронзе своего друга Джона Леннона. Итак, изваяв скульптуру покойного «битлза», Стронг предложил ее в качестве дара городу Нью-Йорку. Предполагалось, что монумент будет поставлен в Центральном парке, в той его части, которую нарекли Земляничной поляной в память о Ленноне. («Земляничная поляна» — так назывался один из его знаменитых шлягеров.)
Мэр Нью-Йорка Эдвард Коч вежливо и даже пылко поблагодарил скульптора за великодушный дар, но принять его отказался наотрез.
— Почему? — полюбопытствовал несколько удивленный Стронг.
— Дело в том, что мы бедны как церковные мыши. Мы не можем позволить себе подобную роскошь. У нас нет средств для ухода за памятником, — ответил Коч.
Мэр Нью-Йорка тоже большой юморист.
— Но ведь бронзовый Леннон уже ни в чем не нуждается. Ни в еде, ни в питье.
— Как сказать, — ответствовал Коч уже с нотками нетерпения в голосе. Он спешил в Израиль по приглашению Бегина. В Тель-Авиве Кочу приготовили большую программу пребывания. Он должен был посетить оккупированный западный берег реки Иордан, Восточный Иерусалим, а затем на военном вертолете и под охраной почетного караула — Южный Ливан. Короче, Кочу было не до Земляничной поляны и статуи Леннона. Его ждали кровавые пустыни и статуя командора Шарона.
Удивленный и оскорбленный скульптор вернулся в Лос-Анджелес. Отдохнув с дороги, он отправился в городскую ратушу и сделал аналогичное предложение мэру Лос-Анджелеса Брэдли. Тот с радостью согласился, однако через несколько дней, явно смущаясь, вынужден был взять обратно свое согласие. Оказывается, отцы города категорически воспротивились этой затее и не менее категорически отвергли ее. В отличие от лицемера Коча, они не стали ссылаться на немощь своей казны, а прямо заявили, что не потерпят соседства Леннона, пусть даже бронзового, ибо им не по вкусу идеи, которые он проповедовал.
Стронг окончательно отчаялся. У него опустились руки. Если два самых богатых и либеральных города Соединенных Штатов — Нью-Йорк и Лос-Анджелес отвергли его дар, то продолжать дальнейшие поиски для прописки бронзового «битлза» было бессмысленно. Не тащить же его в пивную столицу Америки — Милуоки или в Солт-Лэйк-Сити, столицу постных мормонов, словно омытую в крепком растворе борной кислоты? И вот скульптура Леннона вновь вернулась в мастерскую ваятеля, на обрамленный могучими тропическими пальмами приморский бульвар Пасифик Пэлисейдс. А Стронг, памятуя о своем хождении по мукам, окрестил ее Статуей на Свободе.
История о том, как официальная Америка наплевала на «бронзы многопудье», — кстати, статуя весит три тонны, — не оригинальна. Американская реакция не раз и не два жестоко и унизительно мстила памяти тех художников, творчество которых выходит за рамки ее социально-политического катехизиса и не укладывается в прокрустово ложе дозированных с аптекарско-полицейским пристрастием свобод. Вот почему Статую на Свободе вернее было бы назвать Свободой в Цепях. Стронг намеревается разбить ее и переплавить. А жаль. Эта неприкаянная статуя, статуя без прописки, как когда-то сам Леннон, уже стала своеобразным памятником обществу насилия и конформизма. Памятником, который обвиняет…
Отцов Нью-Йорка и Лос-Анджелеса можно понять. (В данном случае понять — не значит простить.) Дар Бретта Стронга был для них даром данайцев, и они убоялись его. Современная американская Троя опасается, что в ее владения могут проникнуть силы, подтачивающие устои, черты которых малопривлекательны и напоминают скорее старуху с косой, чем прекрасную Елену.
