Жизнь и необыкновенные приключения капитан-лейтенанта Головнина, путешественника и мореходца - страница 31

Шрифт
Интервал

стр.

— Верно, это даже и ты знаешь, — улыбнулся Курганов. — А ну, какие еще назовешь?

— А еще французский и английский.

— Немецкий, датский, шведский, латинский, итальянский! — кричали с разных сторон.

— Верно. Вот видите, сколь много вам надо знать, — сказал Курганов.

— А геодезия? — напомнил Вася. Ему полюбилось это слово.

— Геодезия — особый класс, того в расчет не берем, — отвечал Курганов Васе. — А вот еще забыли чистописание, правописанне, танцы, фехтование, такелажное дело. Вот сколько! Как же вы будете изучать такую численность наук, если будете учиться, как Чекин?

— Постараемся, Николай Гаврилович! — весело, хором отвечал класс.

— Постараться — это мало. Надо, чтобы наверняка. Трудиться надо. Что нам завещал император Петр Первый? Сей царь частенько говаривал своим соратникам: «Трудитесь, братцы. Хоть я и царь, а у меня мозоли на руках». Чтобы постигнуть такое множество наук, времени у нас не много. Скажу вам словами того же государя: «Для бога поспешайте».

— Поспешишь — людей насмешишь, — отозвался Чекин.

— Видать, потому ты и не торопишься переходить из класса в класс, — ответил ему Курганов.

Снова смех прокатился по классу из конца в конец. В одном углу захрюкали, в другом загоготали, как гуси.

— Шелапуты, утихомирьтесь, — спокойно заметил Курганов. — Шумите больно много. Вольница! Знаете, как было в старое время, когда заместо вашего корпуса была еще Академия морской гвардии? Тогда в каждом классе во время урока стоял дядька с хлыстом. Неужто и теперь того же хотите?

— А драли шибко? — простодушно спросил Чекин.

— Чай, охулки на руку не клали.

— А насчет харчей как было? — продолжал интересоваться Чекин, умевший смотреть в корень вещей.

— Много хуже, чем теперь, — отвечал Курганов. — Если ты сейчас жуешь даже во время урока, то тогда не знаю, когда бы ты этим занимался.

— Расскажите, как в то время было, Николай Гаврилович, — раздались голоса. — Расскажите!

— У нас урок математики, а не истории корпуса, — отвечал Курганов. — Но, чтобы вы знали, как было, и не жаловались, скажу вам, что многие ученики академии, за неимением дневного пропитания, не ходили в школу по три-пять месяцев и кормились вольного работой. Учителям тоже было не лучше: частенько жалование им выдавалось сибирскими товарами, которые приходилось продавать купцам за бесценок.

— Воровали, чай, ученики по лабазам-то бойчей нашего? — предположил Чехия, знавший и в этом деле толк.

И снова по классу прокатился громкий смех.

— Угомонитесь вы, горлодеры, или нет? — уже строго сказал Курганов, сдвинув брови.

Класс мгновенно затих.

— То истинно суровое было время, — продолжал Курганов. — В правилах академии сказывалось: «Сечь по два дня нещадно батогами или по молодости лет вместо кнута наказывать кошками». Суровое время! А немало славных выходило из академии. Вспомним адмирала Мордвинова. Сей муж известен не только как флотоводец, но и как составитель ученых книг по мореплаванию. Вспомним Чирикова, делившего труды свои с знаменитым русским мореплавателем Берингом. Много было россиян и помельче, но и они с превеликой пользой служили и служат днесь своему отечеству, не щадя ни сил, ни жизни, разнося славу об империи Российской по всему свету.

Сильный голос Курганова громко раздавался в притихшем классе.

Молчали все, молчал и Чекин, не жуя больше. Молчал Вася Головнин, задумчиво глядя в огромное дворцовое окно, за которым шумело холодное и суровое море. Поднимаясь все выше к горизонту, оно уходило вдаль, где светлело небо и, поглощая друг друга, катились высокие волны.

Чуть левее, у самого берега моря, бок о бок с дворцом лежала обширная площадь. Каналы разрезали ее, сбегаясь, как трещины, к прибрежью и сливаясь с морской волной.

Здесь, в эллингах, высились построенные из крепчайшего казанского дуба, подобного гульенковским дубам, остовы кораблей от самых больших — линейных и пушечных фрегатов до шлюпов, бригов и галер.

Здесь, от зари до зари, проникая даже сквозь толстые стены дворца, до слуха Васи доносился вечный стук топоров, шуршанье пил, треск древесной щепы.

Он видел, как вновь рожденные корабли, одетые в пышные паруса, подняв бело-синий Андреевский флаг, строясь в кильватерные колонны, гордо уходили на запад свидетельствовать миру о том, что из лесов и равнин, из холодных льдов и жарких степей Востока поднимается великая молодая страна.


стр.

Похожие книги