— Видите ли, сэр Сирил, — я постарался состроить на лице максимально доброжелательное и дружелюбное выражение, — сии джентльмены возлагали слишком большие надежды на герцога Курляндского, в прямой ущерб казенному интересу. И не они одни: в Петербурге приходил ко мне Липман… Знаете его?
— Да, конечно.
— Так он плакал и жаловался, что разорен: дескать, ссудил герцогу триста тысяч, кои теперь не знает, как вернуть. Намекал на солидную долю от этой суммы, в благодарность за содействие.
— Но Вы, вероятно, отказали?
— Разумеется. По русскому закону, долги государству имеют приоритет перед частными. Более того, ходатайствовать в пользу Липмана означало бы навлечь на себя высочайший гнев…
— Императрица не любит евреев?
— А кто в этом виноват? Не он ли сам, который открыл неограниченный кредит герцогу, а бедной девушке не давал ни пенни? Ее отношение к нему персонально и к его народу в целом под этим обстоятельством и сложилось. Еще год назад все можно было исправить. Но сейчас — поздно. Вот и почтенные наши железоторговцы точно так же просчитались, уповая на благосклонность Бирона. Мне вывозная привилегия обошлась вдвое дороже, чем Шифнеру с Вульфом — а если ее пустить на вольные торги, плата была бы еще выше. Мечты о возвращении к прежним условиям абсолютно бессмысленны. При нынешней нужде в деньгах, порожденной шведскою войной, щедрость на счет казны граничит с изменой.
— Но, Excellency, привилегия на вывоз русского железа была предоставлена бессрочно…
— Я смотрел бумаги в Коммерц-коллегии. Никаких обязательств со стороны государства не обнаружил, а неуказание сроков означает, в данном случае, что привилегия может быть отозвана в любой момент. Несмотря на это, Вашим соотечественникам позволили спокойно вести дело до конца года — безусловно, самого выгодного для них года, ибо масштабы торговли заметно возросли, а те суммы, кои прежде приходилось давать герцогу Курляндскому лично… Уверен, в Пелым их не отсылали. Если они достались кому-то иному — пожалуйста, просветите меня на сей счет.
— И все же, нет ли возможности каким-то образом компенсировать потери сих уважаемых негоциантов?
— Мой нынешний чин побуждает больше беспокоиться о потерях казны, достигших за время действия сей привилегии весьма значительных размеров. Главная вина лежит на герцоге, но и негоцианты — не без греха. Впрочем, с них взыскивать ущерб никто не будет. Я даже готов принять их ассоциатами в новое и весьма многообещающее дело.
— То, которое Вы начинаете на юге?
— А от кого Вы узнали?
— Многие говорят. Выделка чугуна по колбрукдельскому способу, если не ошибаюсь? Известно, что Вы интересовались этим, будучи в Англии, обучали своих мастеров, а теперь вызвали их в Россию.
— В том нет секрета. Прожект обещает большие выгоды, однако первоначальные затраты весьма велики. Даже для меня велики. Поэтому всякий, кто захочет стать компаньоном и вложить деньги, будет принят мною наилучшим образом. Полагаю, сие возместит господам Вульфу и Шифнеру утрату торговой привилегии. Ну, если они, конечно, согласятся.
— Вы желаете, чтобы я довел эту пропозицию до их сведения?
— Если не затруднит. В самых общих чертах, разумеется. Выкажут заинтересованность — начну с ними переговоры уже напрямую. Нет — стало быть, в компенсации не нуждаются.
— Непременно им сообщу, в самое ближайшее время. А долю Вашего Превосходительства в Уилбуртаунской компании Вы не намерены продавать?
На ловца и зверь бежит! С большим трудом сумел удержать чувство торжества от явного проявления на лице. Британцы знали о моих планах многое — но не всё. С началом навигации корабельное железо из Тайболы пойдет в Европу, загнав Уилбуртаун в безнадежные убытки. Чтобы своевременно сбросить оставшиеся акции, измышлен был целый ряд афер в духе маркиза Коломбо, знаменитого биржевого дельца и бывшего моего соседа по венецианской тюрьме. Но теперь… Возможны варианты, которые будут и проще, и выгодней. Жаль, что положение сенатора и приближенного императрицы заставляет блюсти приличия. Впрочем… Помешает ли оно мне этих ассоциатов по миру пустить, пока еще не знаю. Надо подумать.
