Таково истинное положение вещей, скрытое от нас нашим неведением или искаженным восприятием. Когда мы достигаем знания или правильного состояния сознания, то в извечном положении и соотношении вещей ничего не меняется, лишь индивидуальное сознание человека и его внутреннее и внешнее восприятие претерпевают глубокое изменение, что неизбежно трансформирует всю его деятельность и вытекающие из нее результаты. Человек необходим для вселенской активности Трансцендентного, которая отнюдь не прекращается и в нем самом, когда он достигает озаренного состояния сознания. Напротив, поскольку сознательное проявление Трансцендентного в отдельной личности есть средство, с помощью которого коллективное и всеобщее осознает самого себя, то участие озаренной и просветленной личности в миропроявлении является необходимым условием продолжения и развития мировой игры. И если бы достижение отдельной личностью состояния просветления неизбежно было бы связано с необходимостью ухода из этого мира, то последний был бы обречен на вечное пребывание во власти мрака, смерти и страдания. Такое мироустройство напоминало бы скорее беспрерывную безжалостную пытку или механически повторяющуюся галлюцинацию.
Философия аскетизма ведет к мировосприятию подобного рода. Но личное спасение не может иметь никакого смысла, если само космическое бытие есть иллюзия. Согласно представлениям монизма, индивидуальная душа едина с Всевышним; ощущение обособленности от Всевышнего есть неведение; избавление от этого чувства обособленности и отождествление себя с Всевышним есть спасение. Но кто остается в выигрыше от такого спасения? Во всяком случае, не высший Дух – высшее Я, ибо он всегда свободен, исполнен покоя, безмолвен и чист. Наш проявленный мир тоже ничего не выигрывает, поскольку он так и остается в оковах и узах – неизменно, навсегда, и освобождение отдельной души от вселенской Иллюзии не приносит ему свободы. Получается, что лишь для единичной человеческой души доступно высшее благо, когда она бежит из мира, где царствуют страдания и боль, разъединенность, обособленность и одиночество, в мир вечного покоя и блаженства. Можно, казалось бы, прийти к выводу о том, что отдельная душа, как нечто отличное и от Всевышнего, и от мира, обладает некой самостоятельной реальностью уже в самый момент своего освобождения и просветления. Но для приверженца теории иллюзорности мира человеческая душа нереальна и призрачна и существует разве что в необъяснимо таинственной Майе. Итак, мы с неизбежностью приходим к выводу: иллюзорная, нереальная душа избавляется от призрачных, несуществующих оков иллюзорного мира, что есть высшее благо, к которому стремится эта самая иллюзорная, несуществующая душа! Ибо окончательная формула подобного Знания гласит: «Нет ни узника, ни свободного, ни ищущего освобождения». Видья оказывается столь же тесно связанной с миром феноменов, как и Авидья; даже достигнув освобождения, мы вновь встречаемся с Майей, которая смеется над нашей безупречной логикой, разрешившей, как нам казалось, с успехом ее тайну.
Утверждают, что все это не поддается объяснению; это – изначально неразгаданное чудо, для нас же – факты практической жизни, которые мы должны просто принять. Иначе говоря, приходится из одной путаницы выбираться с помощью другой. Человеческая душа может разрубить гордиев узел своего эго лишь актом наивысшего эгоизма, придав своему личному спасению статус исключительной важности, что равнозначно признанию абсолютной обособленности своего существования в Майе. Тогда мы вынуждены будем относиться к другим душам всего лишь как созданиям нашего воображения, не придавая никакого значения возможности их освобождения; в то же время наша собственная душа будет для нас единственным средоточием абсолютной реальности, а ее спасение – единственным имеющим смысл делом. Или, другими словами, я буду считать реальным и возможным свое личное спасение, в то время как другие души, которые в равной степени являются частью меня самого, останутся в рабской зависимости от мира!
Все встанет на свои места и перестанет казаться парадоксом, как только мы отбросим все непримиримые противоречия между Духом и проявленным миром. Мы должны принять многообразие проявленного мира, даже если утверждаем единство Проявления. Подтверждение истинности такого мировоззрения можно видеть где угодно, если только намеренно не закрывать глаза. И не кроется ли совершенная естественность и простота чуда Сознательного Бытия в том, что Оно не связано и не ограничено ни своим единством, ни своим многообразием? Оно «абсолютно» в том смысле, что обладает полной свободой выбора средств своего самовыражения и их сочетаний. Нет смысла говорить здесь о связанности, свободе, о поисках освобождения, ибо Оно есть всегда совершенная свобода. Оно настолько свободно, что не связано даже своей свободой. Оно может играть в зависимость, не попадая на самом деле ни в какую реальную зависимость. Его узы – это им самим установленные правила игры, а ограничения человеческого эго – временное средство, необходимое для воспроизведения своей трансцендентности и универсальности на уровне индивидуального Брахмана, человеческой личности.
