Жизнь Божественная – I - страница 17

Когда мы говорим о появлении Бытия из Небытия, мы пытаемся в рамках временных категорий определить то, что лежит за пределами времени. Можно ли указать ту великую дату в истории вечного Ничто, когда из него появилось Бытие, или другую не менее важную дату, когда все нереальное растворится в вечной пустоте? Если мы утверждаем данность в равной степени как Сат, так и Асат, то должны мыслить их соприсутствующими одновременно. Как Бытие, так и Небытие, не сливаясь в единое целое, допускают наличие своей противоположности. И то, и другое – коль скоро мы принуждены рассматривать их в понятиях Времени – вечно. Но, в таком случае, какое же доказательство его собственной нереальности можно представить вечному Бытию, утверждая, что есть лишь вечное Небытие? При подобном отрицании всякого опыта как можно объяснить весь опыт вообще?

Утверждая Себя как чистое Бытие, Непознаваемое тем самым полагает Себя как свободную основу всего сущего в космосе. Небытием мы называем самоутверждение противоположного свойства – Его свободу от всякого космического бытия, другими словами, свободу от всякого положительного определения актуализированного бытия, пусть даже от определения самого абстрактного и трансцендентного, которое только может представить себе сознание во вселенной. Непознаваемое не отрицает Бытия как Своего реального самовыражения, но Оно отрицает Свое ограничение посредством всех и всяких выражений и проявлений. Небытие допускает Бытие так же, как Безмолвие допускает Активность. Благодаря такому одновременному отрицанию-утверждению, полюсы которого не уничтожают, но, как и в случае любой другой пары противоположностей, дополняют друг друга, пробужденная человеческая душа получает возможность в одно и то же время воспринимать и сознательное Самосущее бытие, и запредельное ему Непознаваемое как единую Реальность. Именно это обстоятельство позволило Будде достичь состояния Нирваны, оставаясь активным участником жизни в этом мире; сохраняя полную беспристрастность внутреннего сознания, в своей деятельности он был самой выдающейся и сильной личностью из известных нам живших на земле, оставившей неизгладимый след в земной истории.

Размышляя над подобными вещами, мы начинаем понимать, насколько используемые нами слова и речевые обороты являются слабым и неадекватным средством выражения рассматриваемого нами содержания вследствие насильственности наших утверждений и обманчивости определений. Мы также начинаем чувствовать, что ограничения, приписываемые нами Брахману, являются результатом узости человеческого разума, способного концентрироваться только на одном отдельном аспекте Непознаваемого, недооценивая или отрицая при этом все остальные. Мы всегда пытаемся жестко привязать и истолковать все наше знание и опыт переживания Абсолюта, используя явления, объекты и образы конкретной относительной действительности этого мира. Свои положительные суждения о том, что Едино и Цельно, мы строим на страстном эгоистическом самоутверждении собственного мнения и ограниченного опыта, настаивая на их преимуществе перед любым другим мнением и опытом, также, впрочем, ограниченными. Нам следует научиться ждать, открывать для себя новое, расширять свое сознание и – поскольку в целях самосовершенствования нам необходимо все же говорить о том, что человеческая речь не способна выразить полностью и до конца – стремиться к поиску наиболее общего, гибкого универсального описания, чтобы, основываясь на нем, достичь глубокой и всеобъемлющей гармонии.

Мы допускаем далее, что индивидуальное человеческое сознание может испытать такое состояние, в котором все относительное бытие как будто исчезает и по отношению к которому даже само понятие Духа, высшего «Я», становится неадекватным. Можно достичь состояния Безмолвия, запредельного какому бы то ни было Безмолвию. Но это состояние не есть еще предел возможного, этот опыт не может претендовать на исчерпывающую истину, единственную и окончательную, упраздняя иные практики за их ущербностью, а потому и ненадобностью: дело в том, что состояние Нирваны, этой своеобразной самоаннигиляции, дающее абсолютный покой и свободу нашему внутреннему существу, в то же время вполне совместимо с деятельностью во внешней жизни, деятельностью беспристрастной и в то же время плодотворной. Доказать возможность такой совместимости – с одной стороны, полной и непоколебимой внутренней имперсональности, пустоты внутреннего Покоя, а с другой – внешней активности, основанной на вечных истинах, исполненной Любви, Правды и Праведности, – это, как представляется, и составляло подлинную сущность учения Будды, предполагающего преодоление собственного эго, погруженности в рутину личных дел, самоотождествления с изменчивыми идеями и формами; сущность учения вовсе не сводилась к достаточно посредственному идеалу бегства от несчастий и страданий, связанных с физическим рождением и жизнью. Как совершенный человек сочетает в себе внутренний покой и внешнюю активность, так и душа, достигшая полного сознания, приобщается к абсолютной свободе Небытия, не утрачивая при этом прочной опоры во вселенском Бытии. Таким образом, душа, достигшая высот сознания, постоянно воссоздает внутри себя извечное чудо божественного Бытия, вселенского и запредельного, причем запредельного даже по отношению к самой себе. Опыт противоположного характера мог бы заключаться лишь в концентрации индивидуального ментального сознания на Небытии, что повлекло бы за собой полное отчуждение человека от никогда не прекращающейся в сознании Вечного Бытия космической деятельности и ее забвение.