Волновала Арканю тайга, расстилавшаяся внизу бесхозно: хоть вверх по хребтам, хоть вниз по урманам, по перевалам — все твое! Успевай, Арканя!
Вертолетчик равнодушно взял приготовленную четвертными сотню.
— Ни пуха ни пера! Так, что ли, у вас говорят?
Завертелся как дух и полетел в своей ступе над тайгой. Вертолетчик сильно рисковал, забрасывая Арканю, а охотник уважал риск во всем: будь он вертолетчиком, тоже не ленился бы, а калым сшибал.
Собаки разбрелись по гари, нюхали, смотрели.
Арканя строил план, как искать зимовье. Сидя на горелой валежине,теперь уже не важно чистые, не важно в саже его штаны, — шарил взглядом по сопкам, свыкаясь с новой этой землей, с этими, по слухам, сказочно богатыми местами, про которые он давно уже, несколько лет как мечтал и в которые, наконец, забрался и где он теперь, на этот только сезон, хозяин.
Барахла было два тючка легких, — продуктов, раззява, опять недобрал. «Зато нести легче, — подумал Арканя о продуктах. — Ничего! Зверька завалим рогатого, строганину будем есть».
Судя по карте-синьке, идти следовало вниз, за маленький перевальчик, и если там будет ключ, то, значит, Фартовый, а если ключ будет справа, на той стороне Нерки, то, значит, летчик — долбак, значит, далеко сели, и будут идти один за другим Малый и Большой Верблюды, а выше их — маленький ручей Болонгуй.
Арканя достал из мешка топор и ружье, которое сразу собрал и зарядил. Ружье было не очень подходящее, но счастливое, «Зимсон» шестнадцатого калибра, с вынутыми за ненадобностью и экономией эжекторами. Вот с топором он сплоховал и сейчас уже об этом пожалел — башка у топорика болтается. Пьянствовал, а надо было о топорике позаботиться. Когда-нибудь застынет как пес, и все из-за беспечной лени, халатности и излишней смелости — «авось не пропаду».
Пока что действительно не пропадал. А возможно, и будут гнить в тайге его косточки, мышки обточат, дождички обмоют, травка прорастет, никто не найдет. На вертолете — не на спине, взять надо было у Пикалова большой топор, у него их вон сколько. Хоть бы тот, который в сарае лежал, в дровах. Если сломается эта тонковатая ручка, то куковать ему да куковать.
Захватив с собой немного продуктов, Арканя сделал, как решил: одолел перевальчик, спустил-ся и внизу, увидел ключ слева, как и положено было по карте и по предположениям, а самое глав-ное, по чутью, на которое Арканя единственно и в жизни, и в тайге полагался. Значит, Фартовый.
По ключу Арканя и повернул вверх, сделав, от греха, затес на том месте, где надо было поворачивать на гарь, к вещам. Хотелось Аркане найти старые зимовья, хоть они и погнили, разумеется, но он был не против и не сильно развалившегося барака, хоть его и не натопишься. В таком бараке всегда пила найдется списанная, топоры брошенные. А если раскольницкое зимовье искать, то смотреть надо в отнорочках, пазушках, в щелочках каких-нибудь, в распадочках боковых, неожиданных, они свои зимовья прятали.
Набрел Арканя на старый затес, заплывший на широком боку кедра,значит направление у него правильное, и пошел веселее. Потом второй затес,совсем правильно: тропы ближе к зимовью стягиваются со всей тайги в пучок, в фокус. Кто-то не из больших охотников орудовал здесь, если затесы такие ему были нужны частые. Не иначе — геологи. Настоящий охотник для мальца или для женщины затесы делать будет тоже. Геологи, вернее всего, те ходят тропы тешут.
Внизу идти было сильно мокро. Вода сочилась по всему дну распадка, и там, где виднелась старая тропа, было мокро совсем — значит, это только зимняя тропа, и выше по склону должна оказаться тропа сухая, летняя. Чтобы не путаться и время не проводить, Арканя шел все низом, низом. Бродился он в рабочих казенных башмаках, взятых для зимовья на сменку, у него в запасе были белой резины японские сапоги — «ботфорты», на которые теперь пошла мода: ходят в них в тайгу хоть зимой, хоть летом, махнув рукой на ревматизм. А для зимы у него была ценная вещь — полудомашние ичиги. Сделал ему их один случайный старичок. Им уже третий сезон, только промокать начали подшитыми стельками. Хорошей кожи не нашел, пришлось фабричную ставить, и осоюзил фабричной кожей (а то бы горя горького не знал про резиновые сапоги).
