В декабре — январе в берлогах появляются медвежата, покрытые редкой белесой шерсткой, беспомощные, слепые и глухие, размером не крупнее новорожденных котят. По сравнению с медведицей величина малышей, конечно, ничтожна. Но ведь всю зиму мать не питается, живет за счет накопленных в своем организме запасов, и прокормить более крупное потомство ей вряд ли удалось бы.
До тех пор пока они живут в берлоге, единственный корм малышей составляет материнское молоко, густое, похожее на сливки и очень богатое жиром. Когда семья покидает зимнее жилище и медведица начинает охотиться, медвежата познают вкус тюленьего жира и мяса, хотя мать продолжает кормить их молоком около полутора лет. Медведицы, как правило, приносят двух, очень редко трех детенышей, молодые самки чаще рождают по одному медвежонку.
В марте — апреле, когда Арктики достигает первое, еще робкое дыхание весны, малыши становятся настолько самостоятельными, что мать решается вскрыть берлогу, прокопать из нее лаз и вывести потомство наружу. В течение нескольких дней, прежде чем переселиться на лед, семья еще пользуется зимним убежищем, предпринимая днем недалекие прогулки и уходя на ночь обратно в логово.
Однажды, тоже весной 1964 года, мне пришлось быть очевидцем интересного зрелища. Передо мной на склоне, освещенном солнцем, большим округлым пятном чернела вскрытая берлога. Хорошо выделялась на гладкой поверхности надува куча снежных комьев перед входом в убежище, виднелось несколько ямок или пещер, явно выкопанных живыми существами. Я остановился и тотчас увидел у подножия склона медведицу с двумя медвежатами. Мать, топчась на одном месте, что-то разыскивала под снегом, временами погружая в яму всю голову и даже шею. Как потом выяснилось, ее привлекали здесь, за неимением лучшего, чахлые стволики ползучих ив. Малыши хотя и небольшого роста, но уже бойкие и юркие, то совались к матери в яму, то затевали игру «в салочки» или один за другим карабкались вверх по крутому склону, а затем с увлечением скатывались вниз на животах. Меня, возможно, ожидали здесь и еще более интересные наблюдения, но их прервал зафырчавший вдали мотор вездехода. Едва послышался шум, как медведица насторожилась, осмотрелась, а затем махами бросилась к берлоге. Ее обогнали и первыми исчезли в убежище медвежата. Мать напоследок еще раз оглянулась и тоже будто провалилась под снег, удивительно быстро и ловко втиснув свое большое тело в узкий лаз.
Медвежья семья сохраняется долго — около двух лет. Медведицы с медвежатами-подростками разного возраста бродят обычно среди льдов, вдали от суши. Но однажды они встретились мне у самого острова. Дело было в середине лета. Вначале я заметил на припае медведя, потом еще двух. Это была семья: медведица и медвежата, родившиеся прошедшей зимой. Недавние малыши уже сильно подросли, достигли почти половины роста матери и в первый момент показались взрослыми зверями. Впрочем, сомнения тут же рассеялись: мать ненадолго присела, и детеныши приникли к ее груди. Слабый ветер тянул в мою сторону, и звери меня не замечали.
Мех их был грязный, бурый. Когда они оказывались против солнца, то выглядели и вовсе темными, почти черными. Звери высматривали нерп. Охотилась, собственно, одна медведица. Она то привставала на задних ногах, то забиралась на торосы. Молодые шли сзади, точно повторяя ее действия. Однако на торосы они карабкались лишь после того, как мать осматривалась. Похоже даже, что они ждали внизу ее разрешения.
Сон у нерп и впрямь очень чуток. Там, где недавно прошли медведи, не видно ни одного тюленя. Семейство перешло на новое ледяное поле, и оно также моментально опустело. Но охота все-таки началась. Мать скрылась за торосом, затем стало видно, что она крадется, проползая от укрытия к укрытию. Где-то залегли и исчезли медвежата. Медведица все удалялась от берега. Бурое пятно на льду то показывалось, то скрывалось. Наконец несколько заключительных прыжков и… неудача: нерпа успела скатиться в лунку. Медведица осталась стоять на месте, затем пошла, уже без маскировки; рядом показались медвежата. Семья направилась в сильно торошенные льды, и я потерял ее из виду.
