Если бы он сразу тогда написал, не было бы десяти лет лжи. Мать узнала бы о смерти Даляль и, может быть, пережила бы… Но он побоялся… По телеграфным проводам бежали лживые строки: «Не волнуйся, мы живы, здоровы…»
Али встал, раздвинул шторы, глянул вниз, на улицу. Теперь он перестанет лгать. Сбросит страшную тяжесть… Расскажет, где похоронена Даляль, на могилу которой никто не принесет в праздник цветов. Мать, хоть и живет неподалеку, не может посетить кладбище — оно по другую сторону…
Наступило утро. Площадь у Мандельбаумских ворот заполнилась арабами. Али жадно высматривал мать. Вдруг он услышал:
— Али!
Обернулся. И не узнал. Неужели эта измученная, состарившаяся женщина — его тетка?
Поначалу, как полагается, были радостные приветствия. А затем сразу:
— Где же Даляль?
Он ждал этого вопроса, готовился к нему и боялся его, хотя приехал только для того, чтобы дать на него ответ. Но вот вопрос задан, и тотчас сдавило горло…
— Скажи, тетушка, где мама?
— Разве ты не привез Даляль? — поспешно воскликнула женщина. — Почему ты один?
— Даляль? — переспросил он, едва сдерживая знакомую дрожь в коленях, и протянул корзинку. — Это маме… немного зеленого миндаля…
Тетка отшатнулась. В глазах у нее была такая мука, что Али стало страшно:
— Мама лю… — прохрипел он и запнулся. Затем, увидев, что тетка склонила голову, закончил: — Лю‑би‑ла зеленый миндаль…
Наступило тягостное молчание. Тишина. Ни звука. Как в могиле.
«Бежать! — пронеслось у него в голове. — Бежать без оглядки!» Глаза его следили за тем, как тетка дрожащими пальцами перебирала в сумочке легкое платьице — подарок Даляль.
Горло сдавило, чтобы хоть что-то сказать, он через силу произнес:
— Как там Яффа?
Вместо ответа тетка припала к его плечу, вздрагивая от рыданий. Лицо у нее было серое, без единой кровинки. Он знал по себе, как ей тяжело, и перевел взгляд туда, вдаль, за Мандельбаумские ворота.
Построили нас израильские солдаты в два ряда по обе стороны дороги Рамле — Иерусалим и приказали поднять руки вверх. А когда один из них заметил, что моя мать старается прикрыть меня от палящих лучей июльского солнца, он заорал, чтоб я вышел из строя, и заставил меня стоять посредине пыльной дороги с поднятыми руками и на одной ноге.
Мне было тогда девять лет. Четыре часа назад я видел, как израильтяне вступили в Рамле. Я видел, как их солдаты сразу бросились грабить. Они срывали украшения даже со старух и девочек. Среди грабителей были и загорелые женщины, которые проделывали эту операцию с еще большим энтузиазмом. Мать смотрела в мою сторону и молча плакала. Мне очень хотелось сказать, что у меня все в порядке и что солнце печет не так уж сильно.
Я у нее один. Отец умер. Старшего брата оккупанты забрали сразу, как только вступили в Рамле. Тогда я не понимал, что я значил для матери. А сейчас не могу себе представить, как она могла бы жить без меня, когда мы переехали в Дамаск. Кто бы тогда продавал за нее утренние газеты и, надрывая горло, выкрикивал новости у автобусных остановок?
Солнце растопило стойкость женщин и стариков. То тут, то там стали раздаваться отчаянные голоса протеста. Я смотрел на людей, которых привык видеть на узких улицах Рамле и которые сейчас возбуждали во мне острое чувство жалости. Но не передать, что случилось со мной, когда я увидел, как израильтянка в военной форме начала потешаться над бородой дядюшки Абу Османа.
Дядюшка Абу Осман мне вовсе не дядя. Он был цирюльником и скромным лекарем в Рамле. Все дети любили его и называли дядюшкой в знак почитания. Он стоял, прижимая к груди свою младшую дочь, малютку Фатиму, которая широко раскрытыми черными глазами смотрела на чужую женщину.
— Твоя дочь?!
Абу Осман робко кивнул, и в глазах его мелькнула какая-то смутная тревога. Очень спокойно израильтянка подняла свой автомат и прицелилась в голову девочки. В этот момент один из солдат охраны, совершавших обход, остановился, загородив от меня Абу Османа. Я услышал лишь звук трех одиночных выстрелов. Затем я увидел лицо Абу Османа, искаженное отчаянием. Головка Фатимы бессильно свесилась, сквозь черные волосы одна за другой сочились и падали на раскаленную землю капли крови.
