Живое предание XX века. О святых и подвижниках нашего времени - страница 25

Шрифт
Интервал

стр.

, Амбарцумовых[62], Калед[63]. Свой подвиг общения мама несла с любовью, пониманием непохожести людей друг на друга и сочувствием к ним.

Бабушка: 254 чуда жизни

Мамина семья, как и папина, тоже была очень интересная. Ее центром была наша бабушка, Евгения Александровна Нерсесова, в девичестве Бари. Она принадлежала к большой и благополучной семье: 9 человек детей, замечательный отец, Александр Вениаминович Бари[64], которого все обожали, яркий, солнце для всех, кто его знал, бесконечно помогавший многим вокруг. Он был талантливым инженером, строил мосты по всей стране, стеклянные крыши над Киевским вокзалом и Пушкинским музеем в Москве, нефтяные баржи, с ним работал гениальный инженер Шухов[65]. На своей фабрике он открыл бесплатную столовую, организовал школу для рабочих. Для бабушки было утешением, когда она встречала людей, помнивших его добро много лет спустя.

При этом семья изначально была лютеранская и практически неверующая. Однажды бабушка в шкафу нашла Евангелие и стала его читать. Это событие она считала чудом, и Евангелие стало ее сокровищем. Следующим чудом (а чудес у нее произошло много, в одной ее тетрадке есть заголовок «254 чуда моей жизни») было знакомство с дедушкой на балу, на даче в Перловке. Она, 15-летняя красивая и веселая девушка, танцевала с 19-летним студентом, потом они отошли в сторонку, и он сделал ей внушение по поводу ее кокетства. Бабушка стала объяснять, что «балы и кокетство» – только часть ее жизни, как в сказке у царевны-лягушки: днем она такая, а дома – другая, дома – ее сокровище, Евангелие. Тогда дедушка, Александр Нерсесович Нерсесов[66], решил, что эта девушка станет единственной дамой его сердца. Год или два он приходил на бал в гимназию, где мог ее встречать. Потом сумел войти к ним в дом, и десять лет добивался бабушкиной руки. Бабушка вспоминала: «Я плакала на свадьбе, пугая всех кругом, боялась: как я буду с ним жить? Он мне казался таким мрачным!» А дедушка оказался необыкновенно чутким, мягким, глубоким и внимательным человеком.

Дедушка происходил из той молодежи, которая из-за формализма и схоластики в Церкви (что особенно ощущалось в сухом преподавании Закона Божия) искала смысла жизни в толстовстве, немецком идеализме и левых учениях. Он пришел к вере через большие испытания, и они научили его молитве и миру душевному, который передавался окружающим. Наша мама рассказывала такой случай: война, зима, бомбежки. Ей снится, что между нашим домом и Меншиковой башней – пожар, огонь движется в сторону нашего дома. Мама в панике мечется, нужно одевать детей, собирать вещи. Вдруг огонь словно упирается в стеклянную стену и останавливается. Мама поражена, она слышит голос: «Разве ты не знаешь, что если кто-то в доме крепко молится, Бог хранит дом?» И сразу же понимает: «Это отец». Утром оказалось, что во двор Меншиковой башни упала большая бомба и не взорвалась, – как мама считала, по молитвам Александра Нерсесовича. Бабушку привела в Православие Екатерина Сергеевна Сильвачева, ее друг, высоко духовный человек. Чин присоединение к Православию совершил отец Владимир Воробьев[67].

Бабушкиной основой всегда была жизнь духа. Она совершала подвиги, привечала несчастных старушек, помогала им словом, когда могла – делом. Когда арестовали отца Сергия Дурылина[68], были организованы сборы для него, и наша бабушка пробралась через охрану на запасные пути к вагону, передала узелок. Бабушка всегда откликалась на беду, независимо от обстоятельств и встававших на пути преград.


Слева: Александр Нерсесович Нерсесов с внуками Михаилом Базилевским и Андреем Ефимовым


Внизу: Евгения Александровна Нерсесова с внуками


Она рассказывала, что однажды ей приснился отец и сказал так: «Знаешь, здесь каждое доброе дело и доброе слово сияет вечно. Понимаешь? Вечно!» Нас, детей, подобные рассказы погружали в связь с загробным миром. Причем при моем оптимистическом характере в этом не было ничего страшного, трагического. Мама рано стала брать меня на отпевания близких верующих людей в церковь (из-за моей непоседливости со мной никто не соглашался оставаться), и заупокойные молитвы стали для меня привычными и светлыми. А проводы человека, пускай и неверующего, но хорошего, – светлым событием, торжеством подведения итогов большой и яркой жизни.


стр.

Похожие книги