Старик вздохнул, показалось, что по другую сторону костра стоит жена.
Как же, вот она: голова в платке, родное лицо, ярко-жёлтое платье, всё живое, дышащее… сейчас шагнёт к нему, обнимет и прижмётся, и всё окажется сном, жутким, затянувшимся…
Он моргнул, и видение рассеялось: только блики, блики на голой земле, на той самой, из которой мы все вышли и куда мы все так или иначе вернёмся.
— А ты слышал, что Деревья могут ходить? — спросили сбоку ломким молодым шёпотом.
— Брехня, — ответил другой шёпот, постарше. — Как ты себе это представляешь?
— Ну Сашка рассказывал…
— Заливает твой Сашка! — отрезал второй. — Корни выкапывают и шагают, что ли?
— Кто их знает? — обладатель молодого шёпота сдаваться не собирался. — Помнишь… Мы же вместе видели? В прицел, как те… пытались Дерево у монастыря повалить? Сначала топор, потом танк, а затем взрывчаткой?
Старик прикрыл глаза.
Да, он мог себе представить: топор отскакивает, выворачиваясь из ладоней незадачливого вояки, танк просто отбрасывает в сторону, точно он пытается своротить скалу, взрыв заставляет высоченное растение вздрогнуть, но не повреждает корни, не ломает ствола, и земля засыпает воронку почти мгновенно, словно вода устремляется в сливное отверстие.
Земля Донбасса, откуда мы вышли… куда мы вернёмся…
Старик кашлянул и неожиданно понял, что проклятая хворь не терзает его уже несколько часов. Словно окопавшийся в груди зверь, посланец смерти испугался и отступил, затаился, оказавшись среди живых, сильных, молодых людей.
— …а ненавидеть их не надо, — продолжал второй шёпот, постарше. — Никогда. Ненависть — оружие слабых.
— Ну что, отдохнули? — Ополченец шевельнулся рядом, и Старик ощутил запах крепкого мужского пота.
— Да, — сказал он.
— Тогда надо выходить. Пока темно… успеем добраться, а мы потом вернёмся. — Ополченец поднялся.
Старик поспешил сделать то же самое, забыв, что ему давно даже не пятьдесят. Напомнили о себе колени, заныла спина, и сердце забилось одышливо и нервно, словно растерялось.
— Сколько идти? — спросил он.
Он был уверен, что по родным местам одолеет и десять, и пятнадцать километров.
— Часа полтора, если без сюрпризов, — Ополченец повесил на плечо автомат. — Парни, выдвигаемся.
Два чёрных силуэта — те самые, что разговаривали, — поднялись одновременно.
Через пять минут они шагали прочь от костра, от места, полного человеческой жизни, прямо в ночь, туда, где тоже была жизнь, но другая, ускользающая, странная, бесцветная: шелест сухой травы под ногами, шуршание в зарослях, раскоряченные остовы домов, похожие на останки чудовищ, неподвижные, но опасные, запахи гари и прели. Ополченец мягко скользил впереди, ещё двое оставались сзади, Старик плелся в центре, молясь об одном — чтобы не начался кашель.
Где-то рядом те, кого не стоит ненавидеть, но и о ком нельзя забывать.
Перешли вброд речушку, на фоне звёздного неба промелькнул крест церкви, и Старик понял, где они: до места, где стоял дом родителей, километра три по прямой… надо же, ему суждено умереть там же, где он ненастной осенней ночью появился на свет.
— Стоп… — даже не прошептал, а выдохнул Ополченец.
Он пригнулся, и Старика оглушил грохот.
Падая, он успел понять, что это очередь, что стреляют прямо по ним, и рядом свистят пули… Лицом ударился в сырое и холодное, неприятно хрустнуло ребро, захрипело в груди… Пополз в сторону, но тут же замер, повинуясь не страху даже, инстинкту, вопившему громче пожарной сирены.
Вернулась тишина осенней ночи, мягко вздохнул ветер, тронул волосы на затылке.
Старик лежал, слушая, пытаясь сообразить, что произошло с его спутниками. Дышать почти не дышал, знал — если пустить воздух в грудь, то начнёшь кашлять так, что услышат за километр.
Осторожно протянул руку, наткнулся на твёрдое, угловатое: каблук, подмётка, ботинок. Подёргал чуть-чуть, но нога Ополченца не отозвалась на прикосновение, она болталась вяло, безжизненно.
Кашель всё же прорвался наружу, но Старик вжался лицом в землю, и весь звук пошёл в неё: отрывистый, глухой, мёртвый, какой вряд ли в силах издать человек. Вытерев с лица ледяной пот, он осторожно пополз вперёд, а когда убедился, что Ополченец не дышит, то назад.
