Если Сней был неограненным алмазом, то Аттар был величайшим ювелиром своей эпохи. В мире постоянных конфликтов на рынке торговли оружием, возникавших в 80-е, он ударял стремительно и со смертельной точностью. Достигнув определенного возраста, Аттар, как ни печально было ему это признать, стал действовать медленнее. Но зато Сней теперь крепко стоял на ногах. Сделав состояние на гладиолусах, он перешел к заключению контрактов на поставку автоматов Калашникова, патронов и боевых вертолетов.
Аттар постепенно переложил некоторые из своих наиболее тягостных обязанностей на плечи нового партнера.
Сней никогда не жаловался. Партнерство в обширной империи оружия, принадлежащей аль-Нассару, сделало его безмерно богатым. В качестве дополнительной выгоды у него был особый аппетит на некоторые из самых, казалось бы, неприятных вещей, которые нужно было выполнять на благо организации.
Его жажда крови оставалась такой же неутолимой, как и прежде. Он находил отдушину, делая это осторожно и тайно от полиции и аристократического общества Лондона, в которое так отчаянно хотел попасть. Он все еще любил убивать, но теперь необходимость избегать неприятностей вызывала в нем действительно острые ощущения. О его убийствах иногда писали в газетах, но у полиции не было никаких сведений о преступнике.
Двое мужчин обедали этой ночью в одном из небольших ресторанов «Бошамп» в одной из первоклассных гостиниц Лондона.
Сказать, что комната была великолепна, значит не сказать ничего. Мебель, обшитая бледной розовато-серой парчой, заполняла комнату; на покрытой никелем барной стойке высилась бронзовая скульптура. Над всем этим великолепием под позолоченным куполом потолка мерцала огромная хрустальная люстра.
Сней открыл золотой портсигар и извлек сигарету его личной торговой марки. Длинные и тонкие, в желтой оберточной бумаге, они издавали особый аромат, который некоторые находили неприятным. Сней бин Вазир поднес золотую зажигалку «Данхилл» к кончику сигареты и закурил.
— Позволь спросить — что это за сигареты? — сказал аль-Нассар. — Уж очень необычные.
— Я покупаю их у дилера в Ираке, — сказал Сней, выдыхая тонкую струю дыма. — Они называются «Багдадцы».
— «Багдадцы»? — повторил аль-Нассар, улыбнувшись. — Название по крайней мере весьма занимательное.
Сней повернулся, чтобы предложить сигарету таинственной женщине, скрытой под пурпурной чадрой, которая всюду сопровождала аль-Нассара. Говорили, она была большой красавицей из Парижа, но Сней никогда не видел ее лица. И даже слова от нее никогда не слышал.
— Она не курит, — сказал аль-Нассар.
— Она и не говорит, — ответил Сней.
— Точно.
— Что же она делает?
Аль-Нассар одарил своего друга улыбкой сатира и поднял свой бокал вина.
— Все, что ни пожелаешь, — сказал он, лаская ее руку.
— Как ее имя, осмелюсь спросить? — спросил Сней.
— Аберджин.
Глотнув «Лафита» 1948 года, бин Вазир наклонился вперед и сказал торговцу оружием:
— Мой дорогой Аттар, теперь я хочу задать вопрос. Почему эти проклятые англичане называют «Бошами» словом «Бичамс»? — За пять лет Сней бин Вазир уже сумел приобрести приличный британский акцент, и его ежедневная беседа была всегда щедро подсолена и наперчена недавно выученными фразами и оборотами.
Бин Вазир недавно узнал, что французское название гостиницы «Бошамп» англичане произносят как «Бичамс».
— Я тоже не знаю, честно говоря, — ответил Аттар, редко находящийся в неведении относительно чего-либо. — Скорее всего, им просто удобнее произносить это слово как «Бичамс».
Не предлагая тоста, Аттар выпил вина и отправил в рот порцию икры, добавив при этом:
— Мой друг, я говорил тебе тысячу раз: в этом мире гораздо больше людей, которые придерживаются стиля, нежели сущности вещей. Стиль, а не сущность, мой дорогой Сней, служит самым надежным пропуском в лондонское общество.
— Вы, Аттар, всегда обладали и тем, и другим.
Аль-Нассар засмеялся:
— Вот видишь? Именно поэтому я до сих пор вожусь с тобой! Бесстыдный! Абсолютно бесстыдный! Я всегда обожал это качество в любом — будь то мужчина, женщина или ребенок.
Сней, изучая меню, которое было напечатано на французском языке, в течение нескольких минут безуспешно пытался привлечь внимание метрдотеля.
