Женщины кричали. Они были в огне.
Сумев разжечь их чувства своим поэтическим языком, Сней, сойдя с трибуны, поклонился и предоставил им возможность полыхать. Они пели. Они бредили. Если бы они были в состоянии потеть кровью, они бы так и сделали.
— Смерть! Смерть! Смерть!
Он вынул свой шелковый носовой платок и промокнул взмокший лоб. Затем бин Вазир отдался во власть восхитительных ароматов и звуков. Он поднял взгляд к стропилам. Чтобы снова видеть ряд темно-красных знамен, выцветших за эти многие годы, словно старая запекшаяся кровь. Десять минут превратились в двадцать. Полчаса прошло. Однако исступленные крики и стоны этих возбужденных до изнеможения созданий все не прекращались.
Это было великолепно. Это было компенсацией после всех оскорблений, которые он так долго терпел от врагов. Своего рода очищением. Искуплением. Он улыбнулся.
Женские вопли все еще отражались эхом в его голове, когда он стоял в тени залитых лунным светом пальм у воды и любовался гостиницей на холме.
Он закурил очередную сигару и начал вслушиваться в ночь. Даже Саддам на веранде притих, хотя Сней знал, что коварный старый дракон не спал. Женщины взволновали и его. Лаская его морду, изучая эти сверкающие желтые глаза, Сней увидел в них кое-что до боли знакомое. Там, на веранде, он наконец понял, какими схожими были они с этим комодским чудовищем.
Голодные, примитивные существа. Дикие. С острыми когтями. Кроме того, у них была еще одна общая черта: они оба были ядовитыми. На верхнем этаже блеснул слабый свет.
Спите, маленькие цветы.
Почти во всей гостинице огни были погашены. Его цветы зла, fleurs du mal, сейчас глубоко спят. Но через несколько часов они встанут и отправятся в свое последнее, великое путешествие. Хвала Аллаху! Какое очистительное опустошение он принесет в этот мир! Он отбросил голову назад и засмеялся.
Как там его называли за глаза, — и друзья, и враги? Типпу Тип назвал ему это слово однажды ночью, много лет назад. Сказал в пьяной одури, когда они сцепились друг с другом у запятнанной мочой стены в каком-то сыром африканском переулке, совершив ужасное убийство.
Гиена. Да, именно так его многие называли. Гиена.
Скоро весь мир узнает, что у Гиены очень много острых клыков. Он смотрел на стрелки своих часов, фосфоресцирующие в темноте. Почти час. Где же там задерживается Типпу и его столь важный пассажир? Уже было поздно, и предстояло сделать очень, очень многое, прежде чем над островом Сува взойдет солнце.
В тот момент с самой вершины подъездной аллеи послышалось неохотное и приглушенное ворчание двигателя старого «Даймлера». Сней глубоко вздохнул и позволил себе на мгновение расслабиться, возможно, впервые за много недель. Месяцы неустанного планирования остались позади. Он не упустил ни одной детали начиная от технических и логистических элементов до самых что ни на есть повседневных включая моду. Бин Вазир озаботился покупкой недорогой женской одежды западного стиля (заказав ее через Интернет) и даже выбором мягких кожаных сумок на длинном ремне, которые завтра возьмет с собой каждая женщина.
Карты городов и весей США он тоже заказал через Интернет. Карты на самом деле очень ценная штука. Карты и, конечно же, футбольные мячи!
Он даже придумал эмблему «путешествий в Новом Мире» для сумок: сине-зеленый земной шар в окружении оливковых ветвей, которые удерживают в клювах два голубя. И под ней написал прекрасный лозунг:
Сней смотрел, как свет фар «Даймлера» змеится по подъездной аллее, время от времени исчезая за черными стволами пальм. Мгновение спустя гигантский черный автомобиль подъехал к нему и остановился. Он услышал громкий щелчок, и человек, скрытый до этого полумраком заднего сиденья, открыл дверь.
— Добрый вечер, Сней, — сказал гость со своеобразным акцентом. Худой пожилой индус обладал высоким девичьим голосом. — Садитесь, садитесь! С вами все в порядке, я надеюсь? Да?
— Я в порядке, спасибо, — ответил Сней, устраиваясь на сиденье. Автомобиль осел под его весом. Сней? Ему не понравился вольный тон доктора — уродливого маленького педика. Длинный конский хвост из засаленных седых волос прилип к затылку его лысеющей головы. На клювоподобном носу взгромоздились толстые черные очки, увеличивая и без того огромные, словно у насекомого, глаза.