Я сказал псу:
— Сгоняй за саквояжем! — и начал осторожно обходить здание, заглядывая в окна. Нашлась моя трость, я чуть было не забыл про нее.
Через минуту раздалось пыхтение — пес — зомби нес сумку. Этот зверь начинал мне нравиться.
— Спрячься! — велел я ему. — Люди не должны тебя видеть. Встретимся у мотоцикла.
Он растворился в темноте.
Сначала я зажег свечу, но на ее запах никто не появился, только пес шуршал и сопел в кустах. Тогда я начал ходить вокруг дома и звать:
— Есть здесь кто живой?
Где — то через четверть часа в окне второго этажа мелькнуло бледное пятно:
— Кто там?
— Черного мага вызывали?
— Осторожно, мертвецы!
— Они в прошлом. Не помните, сколько их было — то?
В окне произошло шевеление, и ответил мне уже другой голос:
— В лес пошли двенадцать человек. Потом я видел семерых, но одного или двух мы смогли уничтожить.
— Сколько было старых?
— Трое.
— Тогда всё, что нам грозит, это пара свеженьких мертвяков, прячущихся по углам! Можно будет поискать их утром. Как в доме со светом?
— Вы уничтожили троих гоулов?!
Судя по знанию терминологии, это был один из чистильщиков. Гуль соотносится с гоулом, как болонка — с волкодавом. Гоулами называют древних и оттого сильных гулей. Я сдержал презрительную ухмылку — все равно бы чистильщик ее не разглядел.
— Да! Причем без особого напряжения. И еще одного из новых. Но у меня проблема с реактивами — на армию покойников я как — то не рассчитывал. Какой идиот их всех поднял?
Ответом стало молчание: признавать свою глупость чистильщик не хотел, а опровергнуть мои слова не мог.
— Ладно, проехали. Сидите где сидите. Я отвезу мальчика на ближайшую ферму, а утром вернусь. Обсудим вопросы оплаты.
— Михас цел?! — раздался встревоженный женский голос.
— Да. Вы его мать?
— Михас! Я должна его видеть!
Раздался шум борьбы. Ну начинается… Нужно свалить отсюда, чтобы они перебесились до утра.
— Короче, мы уезжаем по дороге на восток.
— Михас!
Мне пришлось привести ребенка к дому и позволить женщине выплакаться. Мальчик держался на удивление спокойно и очень серьезно уговаривал маму подождать до утра. Когда мы уходили, женщина все еще рыдала.
— Она у тебя что, из белых? — поинтересовался я, разворачивая тушу мотоцикла.
— Нет. У меня дедушка — белый маг.
— А, тогда понятно. Семейное!
— Что — семейное? — обиделся мальчик.
— Нервишки слабые.
Получив команду, магия мотоцикла вдохнула жар в цилиндры, крутанула вал, двигатель взревел, а из фары ударил ослепительный конус света.
— Держись крепче! — скомандовал я, подтягивая завязки плаща, и мы покатили вперед, сопровождаемые быстрой тенью собаки — зомби.
В поместье я больше не вернулся и был абсолютно прав — пофиг деньги, свобода дороже! Утром мне показалось неразумным позволить чистильщику увидеть мое лицо: так и до разбирательства в НЗАМИПС недолго. Я объяснил мальчику, что нежитей в поместье больше нет, а с остальным полиция сама разберется, и строго — настрого приказал никому не говорить о собаке.
— Если только не спросят напрямую — врать нехорошо.
Он понятливо кивал.
Хозяева фермы, встревоженные известием о нападении гулей и обнадеженные моими уверениями, что теперь все будет хорошо, согласились присмотреть за ребенком и сообщить в полицию о случившемся. Уже на полпути к трассе издали я разглядел колонну военных грузовиков с логотипами НЗАМИПС, пылящую навстречу, и бодро завернул в кусты — возобновлять знакомство с «любимой конторой» мне совершенно не хотелось.
Только через сутки, добравшись до Редстона и увидев заголовки утренних газет, я понял, что произошло. Оказывается, накануне один из полицейских прорвался через проклятый лес и сумел вызвать подмогу. Полк НЗАМИПС был поднят по тревоге, они гнали туда всю ночь, потому что три активных гоула — страшная сила. Первоначально их было четыре, но покойный чистильщик дорого продал свою жизнь. По пятам колонну военных преследовала свора журналистов, готовых жизнью заплатить за возможность наблюдать такое событие. Нескольких из них я видел голосующими на обочине, но интуиция подсказала мне, что останавливаться не следует. Они на месте, а не то что гоула, даже гуля завалящего нет — все перебиты.