Дон Кихот повелел Санчо отойти в сторонку, ибо тот, кто видит лишь телесными очами, оказывается в приключениях не столько подмогою, сколько помехой, и, презрев вопли земного здравого смысла, ринулся на рать Алифан- фарона Трапобанского. И истыкал копьем баранов в свое удовольствие, наподобие того, как Писарро и его молодчики истыкали копьями в коррале Кахамарки прислужников Атауальпы,>70 которые даже не защищались. Не то что пастухи трапобанцев, те забросали Дон Кихота каменьями, да так, что он слетел с коня.
При этом Рыцарь всем своим телом снова соприкоснулся о землею и при этом соприкосновении, подобно Антею,>71 восстановил свои силы. И когда он лежал на земле, глас здравого смысла — устами Санчо — вновь стал порицать его и объяснять, что сражался он с овцами, но Дон Кихот сумел противопоставить свою веру козням нечистой силы, его преследовавшей. И он утешил Санчо — а вера Санчо снова слабеет — евангельскими словами.
А затем выпало им на долю приключение с мертвым телом, и прелесть этого приключения в том, что вначале при виде фантастического шествия у Дон Кихота волосы на голове стали дыбом, но зато потом ему удалось побороть страх, вызванный фантастикой, — реальность‑то в нем страха не вызывала — и, словно в награду за эту победу, обратить в бегство людей в балахонах, каковые приняли Дон Кихота за дьявола и выходца из ада. Фантастику побеждают с помощью фантастики; и с помощью страха — тех, кто пытается нагнать страху на других. Да и страх сам по себе доходит до такого накала, что если не убивает свою жертву, то сублимируется и, пройдя стадию смятения, претворяется в мужество.
Вот тогда‑то, во время фантастического приключения, Санчо и дал Дон Кихоту прозвище «Рыцарь Печального Образа».
А потом они выехали на просторную лужайку, и там выпало им на долю приключение с молотами сукновальни, когда Дон Кихот высказал намерение погибнуть, дабы удостоиться права называться слугою своей госпожи Дульсинеи, Дарующей Славу. А шаткая вера Санчо вложила в уста ему трогательные речи, коими попытался он отвратить своего господина от сего намерения; и поскольку от речей толку не было, пустился на хитрость, спутав Росинанту задние ноги. И тут произошло все прочее, рассказанное Сервантесом, а потом наконец рассвело, и Рыцарь с оруженосцем увидели причину устрашающего грохота, и Санчо вздумал поиздеваться над своим господином, за что и схлопотал два удара копьем и впридачу должен был выслушать исполненные глубокого смысла слова: «Потому‑то я и не шучу, что вы шутите». И Рыцарь добавил: «Подойдите‑ка сюда, господин шутник. Если бы вместо валяльных молотов перед нами оказалось бы какое‑нибудь другое опасное приключение, неужели вам кажется, что я не проявил бы достаточно мужества, чтобы начать и закончить это дело? Неужели я, рыцарь, обязан разбираться в звуках и определять, валяльные это молоты или что другое?»
Тут все ясно. Чтобы восстановить попранную справедливость, и воскресить рыцарство, и утвердить торжество добра на земле, вовсе не нужно разбираться в звуках и уметь опознать грохот валяльных молотов; да, к слову, Санчо, покуда темно и покуда ему боязно, тоже не в состоянии опознать этот грохот, а ведь звук он слышит, мог бы понять, что это валяльные молоты, и по звуку, не видя их. Умение такого рода не имеет никакого отношения к героизму: да, впрочем, и остальные знания, кои продаются в наших краях, ничего не прибавят к тому количеству добра, что есть на свете. С Рыцаря довольно того, что он прислушивается к биению своего сердца, и внемлет его стуку, и умеет опознать эти звуки.
Это донкихотовское учение следует проповедовать в наши дни, когда сан- чопансисты, знай, твердят, что самое основное — научиться опознавать звуки и отличать, какие именно производятся валяльными молотами, но не замечают, что сам Санчо тоже не отличает их от прочих звуков — в ночную пору и покуда ему боязно. Чтобы успокоиться и расшутиться, Санчо должен увидеть причину, вызывающую звуки: увидеть воочию; в ночной темноте Санчо не решается отойти от своего господина, потому что боится устрашающих звуков, а поскольку боится, то не может распознать их происхождение; когда же он видит орудия, производящие эти звуки, то начинает издеваться над своим господином. Таков уж санчопансизм, как он там ни зовись: позитивизмом ли, натурализмом или эмпиризмом:
