— Что ж, вы до сих пор у этого графа?
— У него… Да кабы не деньги его, я бы давно его бросила; надоел,— ревнивец такой, что ужас.
— Как же вы не боитесь принимать у себя?..
— Его теперь нет. Поехал в Москву по делам на неделю.
— А люди могут ему рассказать…
— Сделайте милость! Люди все на моей стороне. Они от меня получают не мало. Попробуй-ко кто ему рассказать. Я сейчас прогоню. А где они такое место найдут? Да знаете что? Я все пристаю к нему, чтобы замуж выдал.
— Что вам вдруг захотелось? Я думаю, так свободнее…
— Хочу остепениться… В губернию поеду; буду ролю разыгрывать… Повеселилась здесь довольно. У меня на примете и жених есть.
— Ну, что ж?
— Да вот со стариком своим не слажу… А жених славный, не старый еще… солидный человек; бакенбарды такие и крест на шее, штатский советник.
— Вот как! Что ж, он влюблен в вас?
— Кто его знает! Я так думаю — просто он потому сватается, что мой хорошее место доставить может… Да и пронюхал, что у меня деньги в ломбарде лежат.
— Смотрите, не попадитесь в руки тирану.
— Не такого полета птица,— сказала Александра Петровна, кивнув головой,— извините… Ну, вот видите, я вам все рассказала, а вы мне ничего не хотите…
— Да мне нечего и рассказывать… Служил, не поладил с начальством и вышел — вот и все.
Лакей принес чайный прибор и поставил на стол.
— Так вы теперь без всякого места? — спросила Александра Петровна, разливая чай.
— Без всякого.
— И жалованья не получаете?
— Не получаю.
— Как же это? Чем же вы живете? Или на службе что приобрели?
— Ничего не приобрел,— смеясь, ответил Костин.— Опять уроки даю, переписывать беру бумаги.
— Скучно, я думаю, вам?
— Не совсем весело.
— Что вы не женитесь?.. Я вам купчиху богатую найду.
— Нет, уж бог с ней, с женитьбой.
— Не хотите? Ну, место вам выхлопочу… хорошее место, с большим жалованьем. Мне стоит только сказать моему. Уж я двум места доставила.
— Спасибо вам; только мне и места не надо.
— Какой вы, право… Ну, денег у меня займите… У меня много.
«А доброе существо, однако ж,— подумал про себя Костин.— И если выйдет за своего статского советника с бакенбардами да уедет в какой-нибудь Мутноводск, верно, будет лучше генеральши Грызунчиковой…»
Потом он произнес вслух:
— Еще раз и от души благодарю вас, драгоценная моя Александра Петровна, но и от денег отказываюсь…
— Да вы, может быть, потому не берете, что не надеетесь скоро отдать… Так не беспокойтесь — отдадите когда-нибудь. Ведь я не забыла, что вы тоже меня одолжали… Помните?..
— Полно вам вспоминать об этом вздоре. Что это за одолжение!..
— Дорого яичко к Христову дню, Виктор Иваныч!..— перебила Александра Петровна.— Все же вы меня не раз из нужды выручали. А вот теперь не хотите, чтоб я вас выручила.
— У меня правило: не занимать никогда.
— Ну, бог с вами… А где теперь Степанов и другие ваши друзья, которые вас тогда провожали?..
— Степанов где-то в Крыму служит городским врачом… Живописец еще не вернулся из чужих краев; немец в свое поместье уехал, в Курляндию. Поляк — тоже не знаю, куда девался.
— Кто же к вам ходит теперь?
— Никто почти. Один только Волчков; вы его помните, верно?
— Какой же это Волчков?.. смуглый, брюнет, в очках?
— Нет, напротив, белокурый, такой скромный, тихий малый… На скрипке еще играет.
— Ах, помню, помню… И как славно, бывало, играет!.. Он что же теперь?
— Он бросил службу и занялся музыкой. Теперь в театральном оркестре сидит. Однако ж вы, должно быть, тоже охотница до музыки — Штрауса портрет себе купили? — улыбаясь, спросил Костин.
— Ах, Штраус! просто прелесть, душка! Как он мило подскакивает, когда управляет музыкантами!.. А вы что это за картину взяли, чай, портрет актрисы какой-нибудь?
— Нет, так, головку…
— Не может быть… Покажите.
— Да зачем вам?
— Ну, пожалуйста, я вас прошу.
Костин, видя, что нельзя отделаться, развернул гравюру…
— Какая хорошенькая! Прелесть! — воскликнула Александра Петровна.— А это что подписано по-французски?
— Это название цветка, перед которым она стоит. Есть такой цветок — не тронь меня называется.
— Не тронь меня? Вот чудное прозвание!
— Да… Если его тронуть рукой, он сейчас свернется и завянет…
