— Ты не передумал?
— Там, за рекой, — показал он на лес, — конь. Попасешь его, пока я схожу…
Она попробовала возразить, отсоветовать, но он продолжал свое:
— Можешь сейчас? Я провожу тебя.
В голосе Андрея было столько твердости, что больше удерживать его не решилась.
— Подожди. Отнесу дрова. Постой тут.
Вскоре она вернулась.
— Пошли?
— Пошли, Андрейка.
А голос дрожит. И сама вся трепещет.
…Солтысов двор — в центре села. Когда-то, собственно, не так давно, несколько лет назад, на том месте была обычная крестьянская постройка, а потом, когда ее хозяева выехали — будто бы за океан, в Америку, — там поселился осадник Хаевич. Старые строения разломал, расчистил и на том месте возвел добротный дом с широкими окнами и с расписными ставнями, просторную ригу, хлева… Все это обнес высоким, плотным забором, с коваными воротами и колодцем при въезде.
Забраться во двор с улицы — напрасная мысль. Андрей зашел с берега. Постоял под вербами и огородом, неслышно ступая, боясь зацепиться и нашуметь, пошел ко двору. Вот и рига. Большая, красивая. Не какая-нибудь плетенная из лозы и обмазанная кизяками, как у них, а из сосны, пахнет живицей. Андрей коснулся рукой стены, к пальцам прилипла смола. «Гореть будет хорошо…» Прижимаясь, как только можно, к стене, заглянул во двор. Тихо. Никого… И в хате не видно огня. Стоял, слушал изменчивую темноту. Бешено билось сердце — даже кровь стучала в висках. Под мышками холодными росинками сочился пот. Где-то по ту сторону дома загремела цепью, залаяла собака — Андрей вздрогнул, еще крепче прижался к стене. Кто-то зашумел, — наверно, там, за забором, на улице… Голоса стихли, собака успокоилась. Вдруг — Андрей даже остолбенел — от противоположной стены сарая, с того конца, отделилась человеческая фигура, пошла по двору. Андрей отступил на шаг, не спуская глаз с человека. Первым его желанием было броситься наутек. Но человек тем временем отдалялся, и он, придя в себя, снова ступил вперед, прислушался. Может, это был сам Хаевич, потому что, постояв у дверей, оглянувшись, человек вошел в дом. Щелкнула щеколда, загремели засовы, и все затихло. «Фу! — облегченно выдохнул Андрей, — чуть не попался… Наверно, в уборной сидел, — подумал он про солтыса. — Надо подождать, пусть заснет… А тем временем огляжусь как следует».
Прошло, вероятно, еще с час, когда Андрей решился ступить во двор. «Понастроил, проклятый, и хлева, и подвал… Ну-ну… С чего же начать? — соображал он. — Наверно, с риги. Только бы залезть туда». На цыпочках, все еще не отрываясь от стены, прошел под сараем, потрогал двери: закрыты. Тенью проскользнул к дому, замер у крыльца. «И тут не за что огню зацепиться. Плохо!» — сокрушался Андрей. Взгляд его упал на высокое дерево, стоящее возле самой риги. Еще не сообразив, что и как он будет делать, Андрей подбежал к дереву, ухватился за сук, подтянулся на руках. Через мгновение он уже сидел на груше, — это была, судя по гладкой коре, еще молодая, но гибкая груша-дичок. Немного огляделся, полез выше. Вот и стреха… Еще немного… А там по суку на ригу. Разве ему впервые так лазать? Э! Подождите, пан Хаевич! Думаете, заперлись — так и все? Нет… Доберусь… Доберемся. Ага! Вот так, прямо на стреху. Андрей встал на упругую ветку и уже занес было ногу, чтобы ступить дальше, как остановился, пораженный, — неподалеку, залив почти полсела багрянцем, вырвалось пламя. «У кого же это? Что горит?» — терялся в догадках Андрей. А пламя крепчало, бросало в небо снопы искр, лизало темноту. «Неужели Постович? — не верил сам себе Андрейка. — Будто бы он… И журавль… во дворе, над колодцем… Он, холера ясная, горит, постерунковый!» Было бы можно, Андрей закричал бы от радости. Вот как! Так ему и надо!
Село зашевелилось. Залаяли, завыли собаки, зашумели люди… Где-то зазвенели ведра, заскрипели ворота… Но там, на пожаре, — Андрей видел это хорошо, — вертелось лишь несколько человек. Никто не спешил спасать постерункового. «Теперь будет знать! Это тебе и за дядю Федю и за отца…»
Скрипнули двери — Андрей притаился, впился глазами в фигуру, что появилась на крыльце. «Хаевич, — теперь он уже узнал солтыса. — Не спится, пан? Подожди, это тебе еще не все». Хаевич спустился с крыльца — белый, как мертвец, в одном белье, взглядом окидывал двор. «Ага! Боишься, пся крев». Увидев, где горит, солтыс метнулся в дом и вскоре выскочил одетый, с карабином. Стрельнул в темноту и побежал на улицу. «Беги, беги», — усмешкой проводил его Андрей и, раскачавшись на суку, прыгнул на ригу, спешно начал разрывать соломенную крышу.
