Анна Степановна всплеснула руками, но Федор Иванович не был этим ответом ни рассержен, ни обескуражен. Некоторое время он молча разглядывал высокую фигуру сына, дивясь, как быстро возмужал парень.
- На заводе, брат, тоже учиться и работать нужно, - ответил он. - Там в цехах голубей не гоняют, в футбол не играют, мороженого не едят.
- Знаю, папа.
- Какой же ты для себя цех облюбовал?
- Сборочный, а еще лучше токарно-механический... Туда станки новые ставят - ДИП-200 и ДИП-300. Знаешь: "Догоним и перегоним"?
- Как не знать! Губа у тебя не дура!.. Только вот беда: к новым станкам ветрогонов и сорванцов не подпускают...
- Небось, если ты попросишь... Здесь-то Федор Иванович рассердился! Так рассердился, что изо всей силы бахнул кулаком по столешнице.
- Такого дела, чтобы я за тебя просил, не было и не будет! На всю жизнь на носу заруби! Дома я тебе отец, на заводе - однофамилец. Понял? И в отдел кадров с заявлением сам пойдешь... Но запомни, если ты на производстве нашу фамилию осрамишь, то... - Федор Иванович подумал и рубанул: - Своими руками голову оторву!
Здесь произошло то, чего художник Ге не предусмотрел бы: подсудимый улыбнулся.
- Ты, папа, как-то странно говоришь: то мы с тобой однофамильцы, то, если я твою фамилию осрамлю ты голову оторвешь? И если я в отдел кадров приду, то Николай Петрович первым делом спросит: "А тебе отец позволил?"
Федор Иванович сообразил, что действительно был не совсем последователен.
- Николаю Петровичу скажешь, что позволил... Но об этом еще завтра утром поговорим, утро вечера мудренее...
Когда Леонид после треволнений дня заснул крепким сном юности, Федор Иванович завел не менее серьезный разговор с опечаленной Анной Степановной.
- Знаю, мать, о чем горюешь. Мечтала, что сын профессором будет, а он вон к станку просится...
Это была правда: мечтала Анна Степановна для своего сына о многом. И больше всего удивляло ее сейчас спокойствие мужа - человека, которому она безгранично верила.
- Сядь, Анюта, рядом... Расскажу тебе, о чем думаю... Перво-наперво ответь: кем я был, когда ты за меня шла?
Анна Степановна с ответом не торопилась, да Федор Иванович на нем и не настаивал. Ответил сам:
- Был я, Анюта, простым рабочим. И отец мой рабочим был, и дед, и прадед... Мы, Карасевы, из рода в род рабочие-путиловцы. И прямо тебе скажу: хочу, чтобы мой сын по этой дороге пошел. О почете мечтаешь... так где он, почет? Хорошая работа - вот почет! Мало ли больших деятелей по прямой дороге от станка шло?.. Уважаешь ты Петра Тихоновича?
Пример был убедителен. Старинный друг Карасевых, Петр Тихонович Нестеренко, мастер инструментального цеха, был отозван на большую работу в Москву: министр - не министр, а около того. Впрочем, Анна Степановна знала другой пример, более близкий. Сам Федор Иванович, пришедший на завод штамповщиком, давно уже работал сменным мастером, был членом бюро заводской партийной организации и депутатом областного Совета. Имел он и награды и, что главнее всего, пользовался общим уважением. Вспомнив обо всем этом, Анна Степановна улыбнулась:
- Ладно уж, знаю, что ты уговаривать умеешь. На другое утро Леонид стал учеником токарного цеха. Время показало, что ни отец, ни сын не ошиблись. Через четыре года Леонид Карасев числился одним из лучших токарей, а в пору, когда цех переходил на скоростное резание металла, оказался в ряду новаторов.
Редко бывают долговечными номера торопливых газет, но все-таки бывают. Заботливо, на самое дно заветной укладки, спрятала Анна Степановна номер "Тавровской правды" с портретом сына. Портрет был невелик и не слишком схож, но кому из матерей не свойственна маленькая гордость?
5.
В тот момент, когда Федор Иванович, сидя на скамейке в саду, размышлял о судьбе сына, а Наташа доказывала самой себе, что ни белых медведей, ни "Москвичей" в природе не существует, издали донесся долгий и веселый сигнал легковой машины. Сразу забыв про химию, медведей и даже про чувяки, Наташа опрометью кинулась на улицу.
- Папа, мама! Ленька приехал!
Выскочив из машины, Леонид по-мужски, троекратно расцеловался с отцом (при этом Федор Иванович сделал вид, что приезд сына на собственной автомашине дело обыкновенное), а затем загреб в свои широкие объятия мать и сестру. Он так крепко сжал их, что Наташа закричала:
