Предложение принимается. Может быть, Куликовского и не устраивает, что дело не замято совсем, но он-то пока выкрутился, отвечать не ему, а другим!
- Подождите, товарищи, собрание еще не кончилось... Есть заявление Вали Тарасенко... Куликовский, не уходи!
Немая Валя - любимица всего цеха. Участники собрания насторожились.
- Вот что она пишет... "27 сентября, когда я производила уборку после ночной смены, в цехе было совсем мало народа. В это время комсомолец Куликовский подошел к новому станку, на котором работает Карасев. Он открыл ключом шкаф Карасева и взял оттуда, что - я не рассмотрела. Потом он запер шкаф и пошел по цеху туда, где старые болторезные станки. Там никого не было. Потом он вернулся на свое место, оделся и ушел совсем из цеха. Валентина Тарасенко..." Как всем известно, товарищи, 27 сентября из шкафа Карасева пропали отточенные им резцы... Куликовский, ты взял резцы?
Теперь Куликовский стоял бледный как полотно. Этого он не ожидал.
Прошло полминуты томительного молчания.
- Ну, Куликовский?
Продолжать молчание - значило сознаться. И Куликовский сказал. Худшее из того, что мог сказать!
- Ничего ни у кого я не брал! И если вы будете слушать всяких ненормальных...
Грозный гул не дал ему договорить. Если бы Куликовский хотел нарочно восстановить против себя весь комсомольский коллектив цеха, он не мог бы найти более верного способа, чем оскорбить Валю Тарасенко.
Глаза Вали засверкали гневом, и страшен был гнев бессильной высказаться девушки! Губы ее зашевелились, точно она надеялась заговорить, потом она заплакала громко и горько и, закрыв лицо руками, побежала к двери. Девушки остановили и окружили ее.
В ту же секунду перед Куликовским вырос коренастый Виктор Житков. Лицо его было искажено такой злобой, что Куликовский в страхе отшатнулся. Татарчук успел схватить и оттащить тяжело дышавшего Житкова.
- Брось, Витька!..
Звон стакана был не в силах восстановить порядок. Председатель забарабанил кулаком по столу.
- Товарищи, спокойно!.. Спокойствие, товарищи!.. Слово для сообщения имеет Веретенников.
Постепенно наступила тишина, прерываемая всхлипываниями Вали.
- Куликовский говорит, что не крал резцов, но Валя Тарасенко была не одна в цехе. Около четвертого нового станка находился инженер Назаров, тот, что приехал из Москвы... Он ждал монтажников, а Куликовский из-за станков его не заметил. Назаров тоже видел, как Куликовский открыл ящик Карасева и что-то оттуда взял. Потом Куликовский прошел к болторезным станкам, туда, где стоит большой фикус в кадке и начал что-то закапывать в кадку. Когда Куликовский ушел, Назаров немедленно сообщил об этом мастеру смены коммунисту Ордынцеву. Они вдвоем осмотрели землю в кадке. В одном месте она оказалась взрыхленной. Они раскопали ямку и нашли... вот это.
Веретенников положил на стол тяжело звякнувший газетный сверток.
- Посмотри, Карасев, это твои резцы? Карасев подошел к столу. Конечно, это его резцы! Из дорогого сверхтвердого сплава, они были заточены так, как это делал один только Карасев. На них засохла земля.
- Куликовский, зачем ты это сделал?.. В вопросе Леонида было больше горечи, чем негодования, но может быть это-то и вывело из себя Куликовского, выкрикнувшего:
- Тебе какое дело зачем? Ты мне судья, что ли?
- К порядку! Тише!!! Будем слушать объяснения Куликовского или довольно его признания?
- Довольно!
- Нечего слушать!
- Наслушались его, хватит!
- Выгнать!
Бывали в многолюдном цехе неприятности и мелкие и большие, но, чтобы человек, подобрав ключи, украл из шкафа товарища заготовленный им режущий инструмент, - такого не бывало! Да и резцы были не личным карасевским имуществом, а государственным. А чего стоил простой станка? Поступок Куликовского можно было расцепить только как преступление.
- Исключить из комсомола!
- Судить надо!
- Просить директора выгнать с завода и передать дело в суд!
Говорят, и заяц иной раз кусается. Поняв, что пощады не будет, Куликовский обнаглел.
- Чего орете? Не больно вы мне все нужны. Я и сам уйду.
И, действительно, он пошел к двери, но его остановили.