- Так, так... - говорил он. - Это хорошо, что со Станкостроя пригласили... Делиться хорошим опытом надо... Это хорошо...
Первым понял настроение Федора Ивановича Семен Голованов и, глянув на ручные часы, сказал:
- Пошли, ребята, до дому. Ленька устал и от нас со своей машиной никуда не денется. Пусть проведет вечер по-семейному.
Вместе с ребятами ушла, несмотря на Наташины уговоры, Зина. Уходя, по обыкновению расцеловалась с Анной Степановной и Наташей.
Сумерки быстро сгущались. Все же, пройдя по саду, Федор Иванович успел еще раз оценить и пережить происшедшие перемены: пустоту широкого проезда и холодный простор неба на месте густой кроны дерева. Около сарая белело ошкуренное бревно. На ощупь оно было влажным: древесина еще жила.
"Место дерева заняла машина: закон диалектики, - снова подумал Федор Иванович, садясь на скамейку. - И живуч же, должно быть, инстинкт собственника, если я этак о каком-то деревце тоскую!"
Обнаружив в себе чувство собственника, Федор Иванович глубоко заблуждался. С деловой стороны срубленная груша большой ценности не представляла - в саду были деревья куда более ценные и интересные с точки зрения садоводства, но такого красивого дерева больше не было. Вот этой-то погибшей красоты и было жаль Федору Ивановичу. О ней-то и грустил он весь вечер, а может быть, и гораздо дольше...
5.
Промчавшись по высокому мосту над рекой, машина въехала в город и через несколько минут плавно катилась по асфальту центральных улиц Таврова.
- Куда везти? - тоном профессионального шофера спросил Леонид.
- Ах, куда угодно, только, пожалуйста, стремительно! - воскликнула Доротея Георгиевна.
- Далеко не поедем, - отозвался в свою очередь Сергей Семенович. - Доедем до парка я обратно. Машина подъехала к широким воротам парка.
- Дальше немного, вон туда... Сергей Семенович указал на огни ресторана, маячившие в зелени каштанов и акаций.
- Подъезжай сюда. Так... Стоп! Запри машину.
- Зачем, дядя?
- Затем, что ты, умница, хорошую покупку сделал, и я тебя с ней поздравить желаю. Обмоем, чтобы колеса лучше вертелись.
- Я пить не буду, Сергей Семенович, - довольно решительно сказал Леонид. Мне, как водителю, нельзя.
- Пить тебя я не заставлю, а губы помочить можно.
- Обожаю холодное шампанское! - заявила Доротея Георгиевна.
Заняли столик на веранде, и Тыкмарев подозвал официантку. Заказ, судя по тому, как долго она записывала, был сложен и не во всем выполним. Тыкмарев остался недоволен, сказав:
- Бедно живете! Скажи Александру Митрофановичу: приезжал, мол, Сергей Семенович и остался в претензии.
Запутавшиеся в листве фонари еще не светили, но веранда была освещена настолько ярко, что Леонид невольно подумал: "Точно в витрине магазина сидим".
По-видимому, такую же стеснительность испытывала и Лилиан, севшая спиной к зрячей темноте.
Зато Доротея Георгиевна чувствовала себя как рыба в воде. Она поминутно оглядывалась вокруг, вслух сообщая о своих наблюдениях.
За столиком справа сидели трое мужчин. Футляры со скрипкой, кларнетом и гобоем изобличали их профессию.
- Рядом сидят музыканты! - сказала Доротея Георгиевна. - Адски обожаю музыку! Она всегда навевает на маня безумное настроение. Только не понимаю, почему эти нахалы так на меня лупятся!
Автор очень хорошо относится к Доротее Георгиевне и склонен (заметьте, совершенно искренне!) считать ее замечательной женщиной, но правда для него дороже всего, и он должен констатировать, что музыканты смотрели мимо Доротеи Георгиевны, стремясь разглядеть сидевшую с опущенной головой Лилиан.
Официантка, очевидно давно знавшая Тыкмарева за тароватого клиента, быстро сервировала стол.
Наполнив шампанским (его было принесено две бутылки) фужеры Доротеи Георгиевны и Лилиан, Тыкмарев потянулся к стопке Леонида с графином коричневой жидкости.
Ожегшись коньяком, Леонид торопливо закусил ломтиком апельсина.
- Больше не буду пить.
- И не надо. Ты закусывай как следует... Икорки съешь, потом сардинки.
После двух рюмок, Тыкмарев покраснел и оживился.
- Должен прямо тебе сказать, племянник, одобряю? Одобряю тебя за то, что ты приобрел вещь!
