— Возможно, мы оба будем избавлены от хлопот, если вы выскажете именно то, ради чего сюда пришли, — строго произнес Маллет.
— Извините, Маллет, — отозвался Фэншоу с ощутимой иронией в голосе. Ваше время дорого, я знаю. Постараюсь потратить его совсем немного. Я пришел к вам лишь для того, чтобы обратиться с жалобой. Хочу знать, почему спустя неделю после моего освобождения из тюрьмы я все еще подвергаюсь такому унижению и неудобству, как слежка со стороны детективов?
Маллет с трудом подавил улыбку. Это было довольно комичное совпадение ведь эта просьба поступила буквально следом за мольбой Дюпина о защите со стороны полиции.
Вслух же сказал:
— Вы должны понять, мистер Фэншоу, что обстоятельства несколько необычны.
— Единственный необычный аспект этих обстоятельств, как я их понимаю, проговорил Фэншоу, — заключается в том, что по выходе из тюрьмы я был специальным распоряжением освобожден от обычных в таких случаях процедур, как обязанность отмечаться в полиции и прочее. Я полагаю, вам об этом известно?
— Безусловно. Мне дали понять, что такое распоряжение отдано по прямой директиве министра внутренних дел. Совершенно исключительный случай.
— Лично я считаю, это самое малое, что он мог для меня сделать, заметил Фэншоу с оттенком высокомерия. — Я всегда обращался с ним очень достойно, когда шефствовал над ним в школе.
— Вы наверняка прекрасно знаете, — нетерпеливо сказал Маллет, — что надзор, на который вы жалуетесь, не имеет никакого отношения к чему-либо, что произошло до вашего освобождения из тюрьмы.
— Я понимаю вас. Я читаю газеты, как и любой другой. Следует ли мне истолковать это так, что этот интерес ко мне связан с событиями, произошедшими в конце прошлой недели?
— Если вы читаете газеты, — ответил инспектор, — то наверняка видели, что ваше имя упоминалось в репортажах о дознании по делу Лайонела Баллантайна.
Странная улыбка озарила худое лицо Фэншоу.
— В показаниях этой маленькой крысы Дюпина? Еще бы! — Он вдруг повернулся и посмотрел инспектору прямо в глаза. — Могу я спросить, подозреваете ли вы меня в этом преступлении?
— Никто не свободен от подозрений в делах такого рода, — веско ответил Маллет. — А теперь, мистер Фэншоу, не думаете ли вы, что поможете нам, ответив на несколько вопросов?
— А если я откажусь, на что имею полное право?
Тогда, боюсь, вам придется отправиться к министру внутренних дел и попросить его освободить вас от надзора полиции, потому что сам я не возьму на себя такую ответственность.
Фэншоу выпустил изо рта длинную струйку дыма и неторопливо раздавил в пепельнице окурок своей сигареты.
— Хорошо, — откликнулся он наконец. — Я совсем не против вам все рассказать. Показания Дюпина в основном правдивы. Я действительно заходил к Баллантайну, — непроизвольная судорога исказила его черты, когда он произнес это имя, — в прошлую пятницу утром. Мне удалось проникнуть внутрь под чужим именем, и как только он увидел, кто я такой, велел выставить меня из конторы. Правда, не раньше, чем я высказал ему малую толику того, что о нем думаю.
— Вот как?
Фэншоу улыбнулся. У него была очаровательная, даже ослепительная улыбка, хотя сейчас в ней, казалось, появился оттенок злорадства.
— Мой дорогой инспектор, вы ведь это хотели знать, не так ли? Ей-богу, я не представляю, чем еще мог бы вам помочь.
Маллет переплел кисти больших рук и под прямым углом положил их на письменный стол перед собой. Нависая над фигурой, откинувшейся назад в кресле, он выглядел удивительно впечатляюще, а когда раздался его голос, в нем прозвучали редкие для него настойчивость и звонкий призыв.
— Не будем больше ходить вокруг да около, — сказал он. — Я буду предельно откровенен с вами и хочу, чтобы вы были так же откровенны со мной.
— Из всех живых людей вы тот, у кого был самый веский повод ненавидеть Баллантайна. В день, когда вас приговорили, вы публично пригрозили ему смертью. На следующий день после вашего освобождения он был убит. Перед лицом всего этого вы жалуетесь, что за вами наблюдает полиция? И притом еще отказываетесь быть с нами откровенным?
— Позвольте заметить, инспектор, — голос Фэншоу стал ледяным, — у меня это первая возможность «быть с вами откровенным», как вы выразились.
