- Иван Константинович, - обком, - приоткрыв дверь, докладывает полная секретарша.
Извинившись, Голованов идет к телефону; разговор затягивается - судя по коротким ответам - о предстоящем пленуме. Подхожу к окну с раздвинутыми легкими зеленоватыми шторами; отсюда, с третьего этажа, виден райкомовский двор - с гаражом в углу, коричневыми яблонями и черными прошлогодними клумбами - общественной заботой аппарата райкома; дальше - холмистая равнина сухих разноцветных крыш, железных и шиферных; еще дальше, на горизонте, - солнечная голубоватая дымка талых, на месяц раньше закурившихся полей, - туда, вероятно, и смотрел перед моим приходом Голованов.
Что-то в его настроении неуловимо меняется, не возвращается он и к прерванному звонком разговору, к своим постоянным заботам.
- Эх, написали бы вы, - напористо предлагает он. - Есть тут у нас одна доярочка - золото девка!
Объясняю, что поездка моя связана с письмом из детского дома, спрашиваю, знал ли он бывшего директора Сергея Николаевича Орлова.
- Орлова? - удивленно спрашивает Голованов.
На его резко очерченном лице так же резко происходит и смена выражений, о значении их даже предполагать не нужно - так очевидны, понятны они. Только что изумленно взлетевшие брови его сосредоточенно, в раздумье выравниваются, на переносье набегает, потом четко обозначается поперечная складка, медленно выпустившие глубокую затяжку дыма широкие губы сурово сжимаются, - минуту назад сидевший передо мной юноша становится за эту же минуту старше.
- Еще бы не знал! - По крутой, чисто выбритой скуле Голованова перекатывается малиновый желвак. - Такая она штука - жизнь. У каждого дня свои заботы, все вскачь, вскачь... Вот вы назвали - Орлов, а я и опешил: о ком он? Всего ничего и прошло-то, год какой-нибудь, а он у меня уже - вот тут, в черепушке, - в других списках. В списанных. Не сразу оттуда и извлек... Хотя иной раз сам сижу на активе и машинально глазами по рядам зыркаю: он-то, мол, где?..
Голованов поднимается, шагает по кабинету, изредка подходя к столу сбить с сигареты пепел, я молча следую за ним взглядом.
- Правильное они вам письмо прислали. Считайте, что и весь райком под ним подписался. - И недоуменно пожимает плечами: - Черт, как неразборчиво получается, несправедливо! Один - ну пустышка совсем, ну никчемный! - до глубокой старости живет. Хотя содержание, вся польза от него людям - как от одуванчика: фу - и пусто! А такой, как Орлов, - сгорает. Пятьдесят семь - разве это старость? Опыт, зрелость... Не подумайте, что я против старцев. Сами еще, может, будем. Пускай живут - прокормим. Есть среди них - на сто лет наперед наработали. А то, что Орлов делал, - дороже всего. Ребятишек воспитывал. Очень это правильно, очень - написать о нем!.. Хотя, по-моему, и нелегко. Понимаете, внешне все очень обычно. Много лет был директором детского дома. Вроде - все, буднично. А по существу, о нем следует писать в серию "Жизнь замечательных людей".
Ну, растревожили вы меня сегодня!
Удивленно тряхнув головой, он садится, закуривает новую сигарету. Я подталкиваю его вопросом:
- Давно вы с ним были знакомы?
- Нет, - тотчас отвечает он. - Я пока ходил - сам припоминал. Работаю здесь пятый год - значит, что-то около этого, к тому же и встречался с ним редко. Теперьто понимаю - обидно редко, возможно даже - непростительно редко. Как же, не главный участок! Не колхоз, не совхоз - не хлеб, не молоко. Глупо, конечно... Например, наше первое знакомство запомнилось мне его скромностью. Хотя насчет скромности скорее всего потом подумал, позже. Тогда мне не до размышлений было. Если что и подумал, так о том, что больно уж он непробивной.
Голованов припоминает детали, подробности - я добросовестно излагаю то, что легло в память, как реальные картины.
т..По вторникам, с полдня, первый секретарь райкома Голованов вел прием по личным вопросам. Нынешний вторник выдался заполошным с самого утра, Голованов нервничал и тем тщательнее пытался скрыть свое раздражение. Главная причина была - сахарная свекла, с вывозкой которой район позорно провалился. Затяжные осенние дожди превратили поля и дороги во вселенскую хлябь; рвали жилы лошадям, натужно надрывались моторы тракторов, измучились, издергались люди. Пошел ноябрь, первые заморозки успели потрогать поверхность бунтов, а на полях еще оставалась чуть лп не половина свеклы. Горше горькой редьки бывает иной раз этот сладкип корень, как его красиво именуют газетчики! Только что позвонил второй секретарь обкома - тот самый, что полгода назад привез его, Голованова, сюда и рекомендовал районной конференции первым секретарем, - холодно сказал:
