- Чего ты стонешь? Болит что-нибудь? - поинтересовался я. - Как же мне начать? - грустно ответил он.
Я оторвался от своего дела, подумал и прошептал ему первые фразы для заданной темы. Вова, довольный, всё записал.
Прошло ещё три минуты, и он снова впал в тоску.
А я всё шпарил и шпарил.
- Как быстро ты пишешь, - завистливо прошептал он.
Потом добавил: "А как другими словами сказать вот эту твою мысль?" И показал пальцем в мою тетрадь на понравившееся ему предложение. Я задумался и сказал ему эту же фразу, но иными словами.
Вова склонился над своей тетрадью и трудолюбиво зашуршал авторучкой.
Похоже, что он ощутил плодотворность нового метода написания сочинений, а потому стал безжалостно меня эксплуатировать. "А как сказать это?" "А это?" "А это?" "А тут нужна запятая?" - шептал он мне прямо в ухо.
Я отвечал ему, но стал "тормозить", ведь трудно писать сразу на два фронта, даже если тема одна и та же.
Короче, сочинение мы с ним написали. Я на шесть страниц, Вова на две.
Настал день, когда Вера Петровна проверила наши творения. Зайдя в класс, она как-то по-особенному взглянула на Вову.
- Сегодня вы меня порадовали, - улыбнулась Вера Петровна.
Она стала открывать наши тетради и объявлять оценки.
И здесь произошла следующая трогательная сцена.
- Сидоров: пять с минусом - много небрежностей.
Я взял свою тетрадку.
- Макаров! Тут особый разговор! - Вера Петровна явно волновалась.
"Я поставила ему четвёрку и вот почему. Встань, Макаров".
Вова встал. Казалось, что от волнения он был весь розовый. В смысле, не только лицо. Вова смущённо смотрел под ноги.
"Я читаю сочинение Макарова, - продолжила Вера Петровна, - и вижу, что он, как обычно, нагло списал у Сидорова! Но как творчески он подошёл к этому вопросу! У него получился конспект. Правильнее сказать, он сделал тезисы! Ни одной прямой цитаты! Каждую мысль Сидорова он предельно сжал и кратко выразил СВОИМИ словами. Он ОСМЫСЛИЛ её! Вот за это, за то, что он ДУМАЛ я с лёгким сердцем ставлю ему четвёрку!"
Вова стоял взволнованный и, похоже, за малым не прослезился, слушая слова про то, какой он, оказывается, способный.
А что же я? Я промолчал. Ради Вовы. Ради его творческих тезисов. Ради того, что у нашей Веры Петровны наконец-то стало легко на сердце.
Потому что я помнил, что всё начиналось с "жи и ши".
И разве мог я забыть, что в первом классе мне постоянно ставили его в пример.
