Мгновенно нащупав в темноте щит и меч, я на слух определил направление – звук исходил со стороны входа в подземелье.
– Гневливые гномы вышли на охоту.
– Видеть не желаю никаких гномов. Я на них на всю жизнь насмотрелась!
– А вот я сейчас им задам. В собственном теле, с мечом да щитом это будет совсем нетрудно.
– Не будь дураком. Это не...
– Так ведь я ж одурел.
– И то правда, – хихикнула Панихида. – Но послушай, Джордан, нет никакой нужды нападать на гномов. Они ведь не нас ищут, а просто вышли добыть себе пропитание. Не такой уж это скверный народ. К тому же, поубивав гномов, ты причинишь горе гномидам, а они такие милые. Давай лучше полежим тихонько, а гномы пусть себе охотятся.
Мне казалось, что народ, имеющий обыкновение варить похлебку из ни в чем неповинных путников, трудно назвать не таким уж скверным, но подходящих возражений у меня, в силу моей тупости, не нашлось. Мы затихли и в конце концов заснули. Что бы там ни затевала Панихида, этой ночью ничего не случилось. Благодаря гномам... Только стоит ли это благодарности?
Поутру мы поели, Панихида снова превратилась в долларопед и повезла меня на север. Ехали мы быстро и к полудню оказались возле огромного ущелья, о котором ни я, ни она ничего не помнили. Чудеса, да и только – не заметить такую пропасть решительно невозможно. Пришлось остановиться. Пока Панихида возвращала себе человеческий облик, я набрал снеди и наскоро соорудил простенький фигвам. Все бы ничего, но на южном небосклоне кружили птицы. Не хотелось об этом думать, но кажется, птицы рух искали нас.
– Здесь оставаться нельзя, – сказала Панихида, – и на юг нам дороги нет. Ты мужественно сражался и не позволил той птице меня оклевать, но от целой стаи не отбиться даже тебе.
– Куда ж нам деваться? – растерялся я.
– Я могу превратиться во что-нибудь такое, что позволит нам перебраться через ущелье. Если начну пораньше, то к рассвету буду готова. Только...
– Ну?
– Только я не знаю, куда нам надо. Я был уже гораздо сообразительнее, чем недавно, а потому уверенно сказал:
– На восток. Чтобы потом повернуть к югу, к замку Ругна. Она вздохнула:
– Да, конечно. Только вот мне вовсе не хочется в замок Ругна. Я хочу домой, а чтобы попасть туда, надо повернуть на запад.
– Тогда нам придется расстаться, – с сожалением сказал я.
Панихида присела и взглянула мне прямо в глаза:
– Джордан, история с птицей лишний раз подтвердила, что мне без тебя не обойтись. Ты сильный, храбрый и вообще славный парень, даже когда в голове у тебя одна дурь. Но я тоже тебе нужна, поскольку мои способности дополняют твои. Мы должны путешествовать вместе, и мне вовсе не хочется спорить, куда идти, в то время как перед нами пропасть, а позади целая стая птиц рух.
– Мне тоже, – отозвался я, любуясь ее красотой. Уж как она была хороша. Просто глаз не оторвать.
– Но ты хочешь попасть в замок Ругна, а я домой.
– Я должен выполнить задание. Только сейчас до меня дошло, что ни о каком расставании не могло быть и речи. Ведь мне следовало доставить ее в замок.
– И я никак-никак не смогу уговорить тебя пойти со мной?
– Я должен или доставить тебя в замок, или умереть, пытаясь это сделать. Как аист.
– Даже зная, что тебе придется отдать меня волшебнику, а замок Ругна обречь на разрушение?
– Да, – ответил я, чувствуя себя самым разнесчастным тупицей. Каковым в действительности и являлся.
– Но ты понимаешь, что себе же делаешь хуже?
–Да.
Она на миг отвернулась, но тут же снова устремила взгляд на меня:
– Джордан, я хочу выйти замуж за тебя, а не за волшебника Иня. Ты и смел, и силен, и красив, и честен, и добр, а он, хоть и зовется добрым волшебником, на самом деле не добрый, а хитрый. Такой хитрый, что ты и представить себе не можешь. Прошу тебя, пойдем со мной.
Искушение было велико, как никогда. Панихида воплощала в себе все, что привлекало меня в женщине, во всяком случае, так мне казалось. Но я не мог выполнить ее просьбу, не нарушив своего долга. Счастье, купленное ценой бесчестья, меня не устраивало. Я промолчал.
– Знай же, от чего ты отказываешься! – воскликнула Панихида и буквально набросилась на меня, покрыв мое лицо горячими поцелуями. Я побывал в ее теле и разницу между мужчиной и женщиной познал изнутри. Этот неистовый порыв страсти более походил на мужской.
