В четыре утра перестрелка разгорается посильнее. Ветер разогнал облака и стало чуток видно. Меня сменяют, я ухожу в блиндаж, но заснуть не могу. На последний рывок "бали" не решаются. От какого-то пустяка разбирает смех. Катаюсь по полу в бункере и земле, затыкая рот шапкой - ведь могут и услышать. Все, перекис... Я теперь другой.
Ночью на посту, весь превратившись в слух, чтобы не упустить где-нибудь звук звякнувшего металла, полностью сливаешься с лесом. Меня как бы нет - и даже лесная мышь смело бегает по моей ноге. Иногда думаешь, что нечестно охотится на зверей. Они ведь беззащитны. Это просто какое-то убийство. А вот охота с примерно равными шансами, человека на человека - где-то тут и есть высший азарт. Вспоминаются строки Киплинга из "Закона Стаи": "Мойся от носа и до хвоста, Пей с глуби, не со дна. Помни, что ночь для охоты дана, Не забывай - день для сна."
Фантастически красив горный лес в момент рассвета - из черного он постепенно становится серым с едва заметным синим отливом, свет пробивается сквозь кроны деревьев и все эта звенящая тишь окрашивается в цвет хаки. Тишь, готовая взорваться очередями и взрывами...
Война идет вялая. Стрельба спорадическая. Я потерял счет дням. Дежурим, ходим вниз к ручью за водой, в штаб (на "везу") за боеприпасами и продуктами, заготавливаем дрова. Развлекаемся, расказывая друг другу жизненные истории. Нашли с Денисом общих знакомых по СНГ. Боже, до чего мир тесен! Оба значения этой фразы верны. Денис вспоминает, как вынул где-то с год назад самоубийцу из петли и чтобы привести его в чувство, впросил: "Пиво будешь?". На что экс-жмурик, только что вернувшийся из дороги в чистилище, ответил: "А какое - баночное или бутылочное?" Услышав "бутылочное", согласился и пояснил: "Баночное плохое... его не люблю."
Через несколько дней предпринимаются активные действия. Достаточно простая операция: я должен огнем из пулемета с пятиминутным интервалом расшевелить мусульман, а ушедшие влево и чуть выше (на позиции кассиндольского батальона) из гранатомета и тромблонами накроют передовой мусульманский окоп. Старый "Дегтярь" захлебнулся и дал три осечки. Отбросив его, стреляю из автомата. Через пять минут снова хватаю РПД, но он опять подводит. Позже, перебирая на ладони патроны-осечки, Денис говорит: "Считай, что эти шесть патронов сидят в твоей голове." Так и было бы. Но противник тоже ошибается. Иногда.
На следующий день - повторение операции, на этот раз - без сбоев. Эффект есть: мусульманское радио характеризует наши действия как "зверский четнический напад." Вообще-то это клише - стандартный оборот, но странный. Так же как и убийство иногда называется зверским. А что в нем зверского? Убили легко, всадив очередь. Причем же тут зверушки? Вообще, всякие там зверства не в русских военных традициях. Противник - дело другое. Вроде бы тоже славяне, но вобрали в себя утонченный садизм Востока. Известно немало подобных случаев. Не минула сия чаша и русских - Крендель рассказывал нам о судьбе врача Тептина, захваченного в плен больше года назад. Он долго не прожил - мусульмане выместили на нем всю свою ненависть к русским. Потому каждый из нас и носит с собой "последнюю гранату."
Коротаем время за разговорами. Крендель делится с опытом своего там пребывания на этой войне. Обсуждаем, например, гуманитарный маргарин из Норвегии. Находим, что он не универсален: разжигать костер и чистить сапоги, а вот смазывать автоматы или танки заправлять нельзя. Раскаты хохота вводят противника в заблуждение относительно нашей трезвости или просто сильно раздражают - следует попытка нападения. А может быть это был их ответ на тот пресловутый "зверский напад". Атакуют парни в черной форме - их спецназ. Молча. Но безрезультатно. Вообще увидеть противника в этих условиях не очень легко, но в тот момент Тролль был на левом бункере - и ясно видел мелькавшие между елями фигурки. Судя по звукам, стреляют из пистолет-пулеметов - звуки их выстрелов заметно отличаются от "Калашей".
Сербам очень нравится "русский чай" - так они зовут черный чай, потому что сами пьют или кофе, или травяной настой. Настоящего же чая у них нет. У нас бывают гости - командир правого бункера черногорец по имени Младен и его помощник Милан. В отличие от многих ополченцев, они не носят бород. Младен серьезный плотный мужчина с широкопосаженными глазами. Ему за сорок. С Миланом мы познакомились еще в автобусе на Олово. "Маккензи" - так зовут его все. Это веселый стройный двадцатисемилетний с парень со сросшимися у переносицы бровями. Голову выше левого виска украшает белая полоска шрама след от чиркнувшей по черепу пули. Милан ранее воевал в юречном (ударном) отряде, и туда же собирается уйти, когда активная война возобновится вновь. О боевом пути Маккензи говорит факт, что дома у него полтора десятка автоматических стволов-трофеев, "ратного плена". Сам он предпочитает использовать в бою РПК без сошек и носит противоосколочный бронежилет. Кличку же он получил за то, что выстрелил когда-то из гранатомета по УНПРОФОРу. МакКензи - так звали канадского генерала, в тот момент командовавшего ооновским контингентом.