Я пнул одно из спущенных колес.
– Что ж… – пробормотал я. – Надеюсь, вы получили то, зачем пришли.
– Радуйся, что это всего лишь твоя тачка, а не твоя башка, – снова встрял Кейт.
– Я уже радуюсь, поверь мне.
Они отправились прочь, и я проводил их взглядом. Парень из «Рентокил» все это время стоял возле своего фургона. Он озорно кивнул мне и ухмыльнулся:
– Надеюсь, вы знаете хорошую мастерскую, – потом забрался в автомобиль и укатил. Захотелось запустить кирпичом ему вслед.
Лиз вышла из дома и подошла ко мне.
– Что собираешься делать?.
– Ничего. Звонить в мастерскую и узнавать, смогут ли они починить машину.
– Ты все еще хочешь уехать?
– Сразу же, как только смогу. Но не сегодня же? Посмотри, в каком состоянии кузов. Он разбил даже приборную панель.
– В полицию будешь звонить?
Я покачал головой:
– Она только что потеряла мужа. Не хочу огорчать ее еще больше.
– Но твоя машина? Что у тебя со страховкой?
Я пожал плечами. Мне не хотелось говорить ей, что автомобиль не застрахован.
– Скажу, что сам перевернулся, и никто не виноват.
Лиз оглянулась на Фортифут-хаус:
– Итак, похоже, еще одна ночь в Скрипучей Усадьбе.
– Ты не обязана оставаться, если не хочешь.
– О, – задумчиво протянула она, – думаю, я останусь. У нас с тобой есть одно маленькое незаконченное дело, ты не забыл?
Я тоже посмотрел на дом. Возможно, она была права насчет незаконченного дела, но это касалось не только занятия любовью. Возможно, мы с Дэнни приехали сюда вовсе не случайно, и это наша судьба.
Может быть, сейчас мы с Дэнни должны решить, кто мы на самом деле и как будем жить дальше. Может, сейчас всем тем странным существам, которые снуют в стенах Фортифут-хауса и прилегающих к нему садах, придется решить, какой реальности они принадлежат.
– Оставаться здесь опасно, – сказал я.
Но Лиз, казалось, меня не слышала. Она отвернулась и посмотрела на заброшенные конюшни, заросшие вьюнком. Ее идеальный профиль отчетливо выделялся на фоне сада. Я почувствовал, насколько она стала мне близка и в то же время далека – как будто всю мою жизнь и все мои секреты хранила в своем сердце.
В дверях появился Дэнни с пустым ведром.
– Я оторвал всем крабам ноги и выбросил их в море, – заявил он.
– О, Дэнни! – воскликнул я. – Это ужасно! И очень жестоко!
– Рыбак сказал мне, что крабы едят все, даже живое, поэтому их не жалко. Рыбак сказал, что, если уснуть на пляже, крабы могут объесть тебе ноги, уши и мягкие части тела. Они всегда сначала едят то, что помягче.
– Иди и помой руки, будем обедать, – велел я ему.
– Я думал, мы уезжаем, – сказал он, но потом заметил машину. Рот у него раскрылся сам собой, глаза округлились. – Что случилось с машиной?
– У нее возник конфликт с кувалдой, и поэтому мы остаемся.
8. Медсестра или монахиня
Когда уже стемнело, огромный, как медведь Балу, парень в засаленном коричневом комбинезоне заехал посмотреть мою машину. Он постоял, держа руки в карманах и шмыгая носом, и наконец произнес:
– Дам тебе тридцать фунтов за этот металлолом.
– Я не хочу тридцать фунтов, я хочу, чтобы она ездила, и все. Мне не нужно, чтобы она выглядела как новенькая. Вмятины мне не мешают. Но если вы сможете починить шины, стекла и рулевое колесо… Насчет тахометра не беспокойтесь, а вот спидометр мне понадобится.
Он замотал головой, словно вытряхивая воду из ушей.
– Она того не стоит, приятель. Не стоит усилий. Лучше взять новую. Иначе одни только запчасти обойдутся в триста фунтов.
– Вот, черт, – ругнулся я.
Он пнул одну из спущенных шин:
– В гараже есть «Форд Кортина» 78-го года, можешь взять за триста. Немного битый, но на ходу.
– Ну, не знаю. У меня сейчас нет трех сотен.
Здоровяк пожал плечами:
– В таком случае, приятель, ничем не могу тебе помочь.
Он укатил на своем грохочущем пикапе, выпустив облако грязного дыма. Я постоял какое-то время в сумерках, слушая шелест деревьев и стрекот крыльев летучих мышей. И вернулся в дом, где на кухне меня ждала Лиз. Она готовила запеченного цыпленка. Пахло очень вкусно, но я не чувствовал голода. Я все ждал, что снова услышу царапанье и шорканье, далекий гулкий шум и нечеловеческие голоса. Меня пугало даже собственное отражение в незашторенных окнах и застекленных фотографиях в коридоре.
