– Вы не узнаете меня? – тихо спросил он.
– Конечно, узнаю, – ответил я.
– Я наблюдал за вами, – сказал он. – Я видел, что вы делали внизу, на пляже. Вы подвергли себя серьезному риску, придя сюда. А по возвращении рискуете еще больше.
– Вы с Кезией Мэйсон убили его, – неуверенно проговорил я. – Он заслуживал лучшего, чем быть похороненным под половыми досками.
– О… Лучшего – в смысле, быть съеденным крабами?
– Крабами, червями, какая разница? По крайней мере я прочитал над ним молитву.
– Что ж, я рад за вас, – сказал Биллингс, медленно прохаживаясь вокруг меня и оценивая взглядом. – Конечно, ваш акт сострадания не имеет ничего общего с желанием помешать полиции обнаружить тело преподобного Пикеринга в доме, где единственный вероятный подозреваемый – это вы.
– Возможно.
Биллингс сделал паузу и внимательно взглянул мне в глаза:
– Может, я и продал свою душу, сэр, но я не дурак.
– А я этого и не говорил.
Он задумался на минуту, не отводя от меня глаз. Потом заговорил:
– Что я должен с вами сделать, как вы думаете?
– Меня ждет сын, – сказал я.
– Конечно. И Чарити тоже.
– Бурый Дженкин собирался убить ее.
– Не нужно говорить мне, что собирался сделать Бурый Дженкин.
– Из-за этого вы спорили с ним в саду?
Он опустил глаза:
– Они уже стольких забрали. Вы, наверное, мне не поверите, но это разбивает мне сердце.
Это внезапное раскаяние стало для меня полной неожиданностью. До этого момента я считал, что даже если молодой мистер Биллингс и Бурый Дженкин не были связаны друг с другом родственными узами, то работали, по крайней мере, в одной связке.
– Зачем вы забирали детей? – спросил я. – Не для того ведь, чтобы просто убить?
– Нет, конечно! – воскликнул мистер Биллингс. – Но это очень непросто объяснить. Тут речь идет о вещах, которые большинству людей очень трудно понять, таких как время и реальность. А еще мораль. Может ли одна человеческая жизнь стоить больше другой?
Я с тревогой посмотрел на темные очертания Фортифут-хауса.
– Бурый Дженкин нас здесь не найдет?
– А что? Вас так тревожит Бурый Дженкин?
– Сказать, что он меня пугает до чертиков, – значит ничего не сказать.
– Что ж, – улыбнулся Биллингс, – может, и найдет. А может, и нет. Если я его не позову.
– Что он собой представляет? – спросил я.
– Бурый Дженкин? Он то, чем кажется. Злобный маленький проныра. Кишащий паразитами грызун. Омерзительный тип. Он такой, каким вы его видите.
– Откуда он взялся? Поговаривают, что это ваш сын.
– Мой сын? Бурый Дженкин? Я бы обиделся, если б это не было так смешно. Нет, сэр, это не мой сын. Это отпрыск Кезии Мэйсон. Она привезла его после визита к тому существу, Мазуревичу.
Произнеся имя «Мазуревич», он сплюнул и вытер рот тыльной стороной ладони.
– Что за чертовщина происходит в Фортифут-хаусе? – спросил я. – С тех пор как я сюда приехал, слышу дикие звуки, стоны, вижу какие-то огни и бегающего вокруг Бурого Дженкина. А еще погибли три невинных человека.
Биллингс задумался ненадолго, уже открыл рот, сразу закрыл, помолчал и сказал:
– Нет, вы не поймете.
– А вы попробуйте.
Он снова принялся расхаживать вокруг:
– Попробовать? Ладно, я попробую.
Внезапно он остановился, достал карманные часы, поднес их к левому глазу, чтобы разглядеть в полумраке время. На мгновение на них упал свет, и я заметил выгравированное на часах существо, похожее на кальмара со щупальцами.
– Уже поздно, поздно. На случай, если нас прервут, позвольте мне предупредить вас.
– Предупредить? О чем?
– Это касается вашей Лиз. Вашей девушки… точнее, вашей бывшей девушки.
– Продолжайте, – с вызовом произнес я. – Что с ней не так?
– Если не будете осторожны, дорогой мой, Лиз родит вам трех сыновей. Один будет сыном крови, один – семени, один – слюны.
– Что? – недоверчиво произнес я. – О чем это вы? Мы не собираемся заводить детей. К тому же она принимает противозачаточные таблетки. Знаете, что это такое?
Биллингс кивнул:
– Я много чего знаю о вашем времени.
Я бросил на него хмурый взгляд.
– По крайней мере я надеюсь, что она принимает таблетки. Я видел, как она их пила.
– Это не имеет значения, – сказал Биллингс. – Ни одна таблетка на свете не остановит зачатие
