Ее каюта оказалась маленькой, но хорошо обставленной. Помимо кровати здесь поместились кресло и стол с двумя деревянными стульями. Вся мебель была прикручена к полу, чтобы не опрокинулась во время шторма. Иллюминатор не пропускал много света, поэтому капитан зажег фонарь.
– Я надеюсь, вам будет здесь уютно, миссис Уорд, – сказал он. – А сейчас я должен вернуться к своим обязанностям. Мы отплываем в течение часа.
– Уверена, мне будет более чем уютно, капитан, – с улыбкой поблагодарила мама.
Я вышел за капитаном Бейнсом на палубу. За бортом поднимались волны, и свежий ветер наполнял воздух ароматом соли и дегтя. Вскоре большие паруса с треском и хлопаньем были развернуты, якорь поднят, и «Селеста» покинула Сандерленд. Сначала она шла не слишком быстро. Был ясный вечер, и солнце еще не скрылось за горизонтом, так что многое можно было увидеть. Аркрайт показал нам с Алисой очертания Картмела и горы Конистонский Старик, где мы побывали в прошлом году.
– Это было жутко! – воскликнула Алиса.
Мы оба кивнули. Аркрайт чуть не расстался там с жизнью, а его любимый пес Клык, напарник Стрелы, погиб от руки водяной ведьмы Морвены.
Плыть на корабле оказалось не так уж скверно, как я ожидал. Впрочем, мы все еще продвигались по защищенному от сильных ветров Морекамбскому заливу. Для выхода в открытое море надо было выйти в устье реки Уир. Прямо по курсу бурлили и пенились белые буруны. В момент, когда мы достигли их, корабль стало сильно раскачивать из стороны в сторону. Мой желудок не выдержал, и за десять секунд я исторгнул за борт все его содержимое.
– Сколько времени нужно для того, чтобы привыкнуть к качке? – жадно ловя ртом воздух, спросил я у Аркрайта.
– Может, пару часов, а может, и дней, – ответил он, ухмыльнувшись. – Некоторым беднягам так и не удается справиться с морской болезнью. Будем надеяться, что тебе повезет, мастер Уорд.
– Пойдем на нижнюю палубу, Том, – сказала Алиса. – Моряки терпеть не могут женщин на борту. Считают это плохой приметой. Лучше я не буду мозолить им глаза.
– Нет, Алиса, останься. Мама за все заплатила – им придется смириться с твоим присутствием.
Но Алиса настаивала. Я решил было составить ей компанию, но ведьмы с трудом переносили качку, и внизу в темноте так сильно пахло рвотой, что я быстро сбежал на свежий воздух. Этой ночью, последовав совету Аркрайта, я уснул в гамаке под звездами. К утру я еще не совсем оправился, но чувствовал себя уже значительно лучше и с интересом наблюдал за матросами. Они бесстрашно взбирались по канатам и расправляли паруса. У них не было времени на пассажиров – казалось, нас для них просто не существует, – но я ничего не имел против. Они заняты делом, притом опасным – когда корабль кренился и раскачивался, труднее всего приходилось тем, кто сидел высоко на мачтах, – и им лучше не отвлекаться.
Аркрайт неплохо разбирался в мореплавании, в дни своей армейской молодости он пару раз ходил на судах вдоль побережья. Он стал перечислять названия разных частей корабля, сказал, что левую сторону судна называют «бакборт», правую – «штирборт». Передняя часть судна – это «нос», а задняя – «корма». Мой отец был моряком, так что это не стало для меня открытием. Но папа также учил меня быть любезным, поэтому я вежливо слушал.
– Корабли в Графстве всегда называют женскими именами, – продолжал Аркрайт. – Возьмем, к примеру, «Селесту». Ты знаешь латынь, мастер Уорд, и тебе нетрудно будет догадаться, что это имя означает «небесная». Без сомнения, так можно сказать и о некоторых женщинах. Корабль не прощает плохого с ним обращения – особенно в сильный шторм. Порой волны достигают исполинских размеров, они способны перевернуть судно и поглотить его. Корабли часто пропадают, исчезают со всей командой. Тяжело быть моряком – ничуть не легче, чем ведьмаком.
Мы вошли в устье большой реки Мерси и бросили якорь, дожидаясь прилива. Пока мы еще не покинули пределов Графства, нам необходимо было зайти в Ливерпуль и пополнить запасы.
В отличие от Сандерленда, в Ливерпуле была огромная деревянная пристань, куда и причалила «Селеста». Многие из нас воспользовались возможностью размять ноги, только ведьмы отказались покидать трюм. Едва ступив на пристань, я испытал странное чувство – вроде бы я стоял на твердой земле, но при этом она качалась под ногами.