— Прости, батюшка, — сказал Семен, кланяясь. — Сухорукий брат мой несчастливый: от него и все беды, думалось.
— Закрой глаза. Я подумаю, посоветуюсь, чем казнить тебя?
Семен закрыл глаза, склонил голову. Ветер шумел, — он старался сквозь шум его тайком поймать, о чем шепчется Илья с крестьянами. Но опять загремело над ним — ничего не стало слышно.
— Нет, не придумаем, — во весь голос сказал Илья. — Сам посоветуй мне.
— А глаза-то открыть? — спросил Семен.
— Не нáдобе. Слепой тверже думает.
— Чуден ты, батюшка, — серьезно усмехнулся Семен. — Да и что ж тут придумывать? Поставлю тебе свечку трехрублевую.
— Не из чего. На постройку потратился.
— Тогда в Киев схожу.
— Это только бездельничать, лапти трепать. На кого же хозяйство останется?
Семен задумался.
— Ну, девчонку, Анфиску, убей. Ей и всего-то второй годок. Девочка, сказать по совести, умильная, — жалко нам будет ее, да ведь что ж сделаешь? Все не с малым сменить.
— Прислушайте, православные, — громко сказал Илья. — Соглашаюся!
И такой огонь разорвал всю высь, что у Семена чуть веки не вспыхнули, и такой удар расколол небеса, что вся земля под ним дрогнула.
— Свят, свят, свят, господь бог Саваоф[2]! — прошептал Семен.
Очнувшись, открыл глаза, он увидел лишь пыльную тучу, хлебá и себя самого, на коленях стоящего в них. Пыль вихрем неслась по дороге, и месяц совсем замутился.
Семен вскочил на ноги. Позабыв о полушубке, он поспешно пошел к себе. Крупный дождь захватил его на выгоне. Темные облака надвинулись над стемневшими оврагами. Красный месяц закатывался. Село спало крепким сном, но скотина по дворам беспокоилась, петухи орали. И, подбегая к своей старой избе, Семен услыхал в ней вопли. У порога стоял сухорукий Никон, в полушубке и без шапки, тощий и морщинистый, глядел тупо и растерянно.
— Беда у тебя, — сказал он, и по голосу его было слышно, что он еще не совсем проснулся.
Семен вбежал в избу. Бабы с криком метались в темноте, ища серников. Семен выхватил из-за образа коробочек, зажег каганéц: люлька, повешенная возле печи, носилась из стороны в сторону, — бабы, задевали ее, бегая, — а в люльке лежала вся сизая, мертвая девочка, и на головке ее чепчик тлел.
Жил Семен с тех пор счастливо.
Капри. 1913
Журнал «Современный мир», СПб, 1913, №3 под заглавием «Илья Пророк». В рукописи (машинопись с правкой автора) дата: «17/30 янв. 1913 г. Капри».
В. Н. Муромцева-Бунина пишет в невнике 9 июня 1923 г. о возникновении замысла рассказа: «Ян <…> говорил о своем творчестве, как созидался у него „Илья Пророк“. Ехал в Елец и увидел — на большой дороге изба строится и стружки блестят на лунном свете».
В рассказе отразились другие печальные впечатления Бунина. В дневнике он записал 17 июня 1912 г.: «Вечером были на выезде из Глотова, в крохотной избушке, где молнией убило малого лет пятнадцати и девочке-ребенку голову опалило».
Сюжет рассказа отчасти основан на народной сказке «Илья Пророк и Миколай Угодник», записанной Д. Н. Садовниковым со слов крестьянина Ставропольского уезда Самарской губернии Абрама Новосельцева.
