– Ты, часом, не забыл, что мне втолковывал насчет индустриализации? У меня голова кругом идет – я все никак не могу сообразить, как нам связать концы с концами. Получается, не хватит нам средств, чтобы и новые отрасли создать, и сельское хозяйство поднять, и поднять уровень жизни рабочих.
Невольно вздрагиваю. Мысли она мои, что ли, читает? Ведь почти об этом же самом сейчас думал! А она между тем продолжает:
– Боюсь, не миновать нам тех проблем, о которых ты рассказывал, и придется крепко залезть в карман и крестьянину, и рабочему. А иначе где средства наскрести на скачок в будущее?
– Есть, есть способы обойтись без того перенапряжения сил, на которое пришлось пойти там, в моей истории, – медленно, не переставая раздумывать, отвечаю на ее слова. – Некоторые проблемы из неопытности и ошибок вытекали, а не из объективного стечения обстоятельств. Вот здесь можно дела поправить, и серьезно.
– Ты о чем? – немедленно уточняет жена.
– Два главных просчета были допущены, – объясняю свой взгляд на случившееся. – Первый: кинулись обобществлять сельское хозяйство внезапно, очертя голову, наломали дров – и в результате крепко подорвали сырьевую и продовольственную базу промышленности, особенно по части производства потребительских товаров. Второй: попытались ускорить темпы создания новых отраслей, нерасчетливо расширили фронт капитальных работ. А это повлекло за собой рост незавершенного строительства, необходимость занять на предприятиях и стройках больше работников, чем предполагалось, за счет массового притока неквалифицированной рабочей силы из деревни. В результате себестоимость производства не сокращалась, а росла. С производительностью труда было ровно наоборот: расти-то она росла, но очень медленно. Итог: пришлось финансировать промышленность за счет печатного станка, обесценения рубля и падения реальной зарплаты.
– Но как же так? – возмущается Лида. – Неужели не нашлось специалистов, которые объяснили бы, что к чему?
– Как не найтись? Нашлись, – говорю со вздохом. – Но если с трибуны партийного съезда бросают лозунг – «те, кто болтает о снижении темпов нашего строительства, являются агентами наших классовых врагов!» – что ты на это ответишь?
– Все равно, вопреки всему, надо разъяснять, что допустимо экономически, а что – нет! – горячится моя жена.
– Надо, – соглашаюсь с ней. – Только вот в те времена родилась невеселая фраза: «Лучше стоять за высокие темпы, чем сидеть за низкие». И никакой шутки в этой фразе не было, уверяю тебя. Специалистов, отстаивавших обоснованные плановые расчеты, просто обвинили во вредительстве и дали немалые сроки.
– Так ты думаешь, и у нас… – она недоговорила фразу, но смысл вопроса и так был ясен.
– Я не пророк. Но вот предотвратить подобный поворот событий постараюсь всеми силами! – Спокойнее, не кипятись. Без запальчивости, не повышая голос, а то на нас оглядываться начнут. – Надо за оставшиеся три-четыре года как-то ухитриться приучить ЦК и Политбюро к такому порядку, при котором любое хозяйственное решение может приниматься только после совета с экспертами… со специалистами, – возвращаюсь к более привычной ныне терминологии. – Да и в самом деле планирования надо будет кое-что подправить так, чтобы любой шапкозакидательский проект выходил боком его инициаторам, а не тем, кто против него возражает. Есть уже кое-какие задумки… – на этом мой голос стихает.
– Какие задумки? – теребит меня Лида.
– Слушай, у меня мозги на этой жаре буквально плавятся, а ты хочешь, чтобы я тебе тут детальный план реорганизации нашего планового хозяйства развернул – который и мне самому еще не во всем ясен! – взмолился я, стараясь придать голосу возможно более шутливые интонации.
– Ладно, страдалец, – смеется красивая молодая женщина, идущая со мной под руку, – пошли, присядем вон на ту лавочку в тенек, чтобы ты у меня совсем на солнце не растекся!
На черноморское побережье Крыма наползали стремительные вечерние сумерки. Небо, еще слегка подсвеченное догорающим закатом, темнело на глазах и, не успело оно еще превратиться в черный ночной бархат, как на нем уже начали проступать искорки звезд. А потом, когда на западе осталась лишь едва рдеющая тонкая багровая полоска, над нашей головой раскинулась звездная сеть, где глаз легко различал очертания созвездий, знакомых еще по школьному курсу астрономии, и Млечный Путь пролегал сквозь бездонное пространство своей загадочной и манящей россыпью звезд.