Однажды я пришел к Кольке послушать его детекторный приемник, — так его, оказывается, надо называть, чтобы было правильно. Колька сидел за столом и что-то мастерил. И совсем он не был похож на пострела, то есть на такого мальчишку, который никого не слушается и все делает наоборот.
— Приемник пришел послушать? — спросил у меня Колька, когда я, стоя около, начал вздыхать все громче и громче.
— Ага, — ответил я и переступил с ноги на ногу.
— На, слушай, — протянул мне Колька один наушник — такую черненькую штучку, похожую на колесо, приделанное к веревочке, которая называется провод, который приделан к такой штуке, которая похожа на маленький барабан, а там есть такая беленькая штучка, похожая на маленькую свистульку, которая называется детектор. Вот что такое этот приемник, по которому говорит Москва.
Я прижал наушник к уху и стал слушать: передавали музыку. Такой музыки я еще никогда не слыхивал: она была какая-то… какая-то мягкая, как подушка, и такая жалостливая, что у меня на глазах навернулись слезы. Даже не знаю, почему. Музыка позвучала, позвучала и вдруг оборвалась. Я даже подумал, что детекторный приемник испортился, потому что его слушают все, кому ни лень. Но в наушнике потрескивало и попискивало, и я догадался, что это в далекой Москве, где сидит Сталин и все видит и слышит, кто-то выключил музыку. И точно: какой-то дядя сказал, что сейчас будет передано сообщение Совинформбюро. И послышались редкие гудки автомобилей, какой-то шум и треск.
— Чего там? — спросил Колька.
— Ничего, — ответил я. — Была музыка и теперь ничего.
— И что сказали?
— Сказали, что будет сообщение.
И Колька тут же отобрал у меня наушник и стал сам слушать, что там сообщали. А я, подумав-подумав, прислонился своим ухом к наушнику с другой стороны и услыхал, как стали бить часы, а когда они перестали бить, дядя сказал очень важно: «Передаем сообщение Совинформбюро». И далее: «В последний час». И опять важно о том, что войска героической Красной армии продолжают мощное наступление против немецко-фашистских войск, несмотря на ожесточенные контратаки противника, и стремительно продвигаются вперед. Освобождены такие города, как Орел, Курск и другие. Противник несет большие потери, и вот-вот наступит час, когда Красная армия освободит Донбасс, Харьков и все остальное. Потом дядя стал называть другие города и деревни, которые освободила героическая Красная армия, сколько сбито самолетов, подбито танков, убито, ранено и взято в плен солдат и офицеров противника, то есть немецких гитлеров. Потом дядя помолчал чуть-чуть и опять обычным, не таким важным, голосом: «Мы передавали сообщение Совинформбюро». И тут же тетя сказала: «Продолжаем концерт симфонического оркестра…» И Колька отнял от своего уха наушник и положил его на полку.
— Все, — сказал он. — Иди гуляй.
— Коль, а Коль, как ты думаешь: немецкие фашисты опять надают нам по шеям? — спросил я, потому что мне стало так грустно, что хоть плачь. Особенно после такой грустной музыки. И еще потому, что наши героические войска наступают просто так, а немецко-фашистские войска обороняются ожесточенно.
— Ты чо — совсем? — покрутил Колька у своего виска пальцем. — Теперь уже не надают. Товарищ Сталин сказал, что у нас теперь пушек, танков и самолетов, сколько хошь. Теперь уж точно врежут так уж врежут — только пыль от них полетит во все стороны. А ты: по шеям. Дам вот тебе по шеям, будешь знать. Вали отсюдова.
И я пошел, хотя мне очень хотелось послушать музыку сем… сим… — вот забыл, как он называется… — оркестра: очень жалостливая такая музыка. Я такой еще ни разу в жизни не слыхивал.
