По уверениям иностранцев, Пётр любил Анну Ивановну до самого брака её с Кайзерлингом, и притом не только не получал ответа на свою любовь, но даже нашёл в ней сильнейший отпор, что редко случалось, восклицает Гельбиг. «Меншиков и Катерина, — продолжает тот же писатель, — рисковали потерять всё, если бы красавица (Монс) уступила. Меншиков употреблял весь свой ум, чтоб воспрепятствовать намерениям Петра. Ему, вероятно, пришлось бы отступить пред пылкою страстью своего властителя, если б самая твёрдость девушки не помогла желаниям Меншикова и Катерины возвыситься до звания русской императрицы, то более чем вероятно, что прекрасная Анна Монс со своими превосходными (!) качествами гораздо бы скорее достигла этой великой цели. Но она предпочла судьбу и geliebten (возлюбленного), т. е., Кайзерлинга. И первая, и последний очень и очень превосходили происхождение и ожидания девушки, но всё же были к ней ближе, чем престол и царь; она тайно обручилась с прусским посланником Кайзерлингом. Пётр узнал об этом, продолжает Гельбиг, когда только что собирался отправиться куда-то на бал, узнал из перехваченного письма, в котором Анна жаловалась на неотвязчивость монарха. Это несчастное открытие превратило любовь его в гнев. Государь отправился на бал, встретил красавицу и представил чувствительное доказательство своего неудовольствия. «Больно видеть, — восклицает рассказчик, — что этот великий человек, которому охотно простят какую-нибудь опрометчивость, имел низость потребовать подаренный дом обратно. Чтобы не подвергать её новым неприятностям, Кайзерлинг решился тотчас же на ней жениться, но в это самое время впал в жестокую болезнь, которая и свела его в могилу; впрочем, он, как честный человек, исполнил своё обещание: уже будучи на смертном одре, он обвенчался с прекрасной Монс, после чего вскоре и умер. Вдова его осталась в Москве, где скончался её супруг. Она проводила свои дни вдали от двора, с достоинством, в тиши домашней жизни и погруженная в воспоминания о своих последних несчастных обстоятельствах, и умерла там же».
В конце 1711 года семейство Монс было разбросано в разных местах: старуха мать лет пятнадцать уже лежала в постели в страданиях от какой-то хронической «ножной» болезни; отдельно от неё, в деревянном домике в Немецкой слободе, жила Анна Ивановна с двумя малютками (Кайзерлингами?) и двумя служанками: Марьей и Гертрудой; последняя была шведская полоняночка, с 6-летнего возраста, ради её сиротства, пригретая Анной Ивановной и затем при ней возросшая. Гертруда была её ключница и ближайшая её наперсница. Тревоги житейские и действие страстей поколебали здоровье Анны Ивановны, ещё молодой женщины; она таяла, как свечка, харкала кровью, и зачастую по нескольку месяцев лежала в постели, часто впадая в бессознательное состояние.
Старшая сестра её, с которой мы ещё не раз встретимся, бойкая, разбитная Матрёна Ивановна, была в это время с мужем в Эльбинге, занятом русскими войсками. Балк был назначен туда комендантом. Старший и младший братья скончались в 1710—1711 годах, а средний брат, Виллим Иванович, в качестве генерал-адъютанта состоял при государе и был беспристанно командируем с места на место с разными поручениями. В 1711 — 1713 годах мы его видели в Курляндии, в Данциге, Берлине и в других местах; в подобных же командировках проходила служба племянника его, однолетнего с ним Петра Фёдоровича Балка.
Вся семья была очень дружна; все заботились о семейных интересах, и между ними шла самая оживлённая переписка; особенно горячо принимала в ней участие мать Монсов, старуха, вечно жалующаяся на судьбу свою, на бедность и проч. В этой корреспонденции, разумеется, интереснее всего для нас письма Анны Ивановны; постараемся собрать из них более типичные черты.
11 декабря 1711 года, в бытность свою за границей, скончался Георг Иоганн Кайзерлинг. Насколько опечалились Монсы, неизвестно; зато на деньги, драгоценные вещи и остальное движимое и недвижимое имущество покойника, находившееся в Курляндии и в Пруссии, заявил претензию старший брат покойного — ландмаршал прусского двора.
