Впоследствии Маргарита готова была отдать завещанное ей матерью провансальское наследство дому Габсбургов, лишь бы ничего не досталось Шарлю. Когда тот оправился на завоевание Сицилии, папе пришлось долго уговаривать Маргариту не чинить деверю препятствий, чтобы тот мог сокрушить Манфреда Гогенштауфена.
Однако и наиболее щедро одаренная отцом богатствам младшая сестра Беатриче имела повод для зависти: ее сестры носили королевские короны: французскую, английскую, римскую — а она была всего лишь графиней! Однажды на пиру ей с мужем пришлось сесть за стол не вместе с королевами, а на место для людей более низкого звания, и это горько ее обидело. Пожалуй, лишь прозябание на низком табурете в ногах сестер-королев вызывало у этой достойной женщины слезы ярости. В остальном она была безупречна. Шарль вполне разделял чувства жены и, должно быть, выступал первой скрипкой в этом дуэте недовольных. Он претендовал на особую роль в семье, поскольку единственный из братьев родился в то время, когда его отец уже был королем. Это давало ему преимущество, высоко ценимое в феодальном мире, и побуждало искать для себя более высокого положения.
Святая земля терпела притеснения от неверных. Владения христиан сокращались, как шагреневая кожа. Несколько важных портовых городов еще удерживались крестоносцами, но уже наступала агония крестоносных государств. Единственным и последним оплотом латинской, а с нею и под ее покровом вообще европейской культуры на Востоке оставался Кипр, где правили короли из династии Лузиньянов, родственники графов Шампани.
Выступление французских рыцарей в 1235 г. под знаменем Тибо Шампанского окончилось позорной неудачей. Свары и несогласия между крестоносцами, ставшими участниками противостояния тамплиеров и госпитальеров, привело к печальным результатам. Были убиты множество знатных рыцарей, в том числе граф Барский. Еще большее количество воинов попало в плен во главе с графом де Монфором. При раздорах, которые разделили крестоносцев на два враждебных лагеря, король наваррский и герцог Бретонский со своими людьми сели в Акре на корабль и отплыли домой.
Возвращение графа Тибо оказалось совсем некстати королеве Бланке. С трудом сдерживала она порывы любимого сына, одержимого мыслью о подвигах во имя веры. Ссылками на судьбу графа, который уплыл в Заморье и просто-таки пропал без вести, до поры ей удавалось пресекать опасные мечтания короля. Теперь же ничто не мешало Людовику отдаться всем своим существом подготовке нового крестового похода.
По рассказам современников, победив смертельный недуг, король дал обет отправиться в Святую землю. Поднявшись с ложа болезни, он собственноручно делал из ткани кресты и нашивал их на рукава приближенных, побуждая колеблющихся к духовному подвигу.
В этом единственном вопросе он не находил взаимопонимания с королевой Бланкой.
Хотя Бланка иногда играла мыслью — но крайней мере, ее озвучивала — удалиться от двора и от государственных дел, отказаться от общения с сыном, самым любимым существом, затвориться в монастыре, посвятить остаток жизни Богу, на самом деле такие сентиментальные глупости ее никогда не увлекали. Иначе с ее решимостью и силой воли она уже давно поставила бы на своем. Теперь перспектива разлуки с сыном приводила ее в ужас; она рыдала о нем, словно о мертвом.
И народ был опечален: словно дети без отца, французы боялись остаться без короля. Французская знать часто причиняла беспокойство короне, но простые люди всегда приветствовали и по мере сил поддерживали королевскую власть.
Людовик, по дошедшим до нас единодушным отзывам современников был благородным, великодушным, отважным и вместе с тем мягким человеком, абсолютно правдивым и не способным ни на какой обман, даже если это могло принести ему пользу. Однако все слащавые и поучительные рассказы о Людовике появились только после его отнюдь не героической смерти в Крестовом походе. Свидетельства принадлежат клирикам разного, порой очень высокого ранга, его приближенным, родственникам. Сбором подобных воспоминаний занималась специальная комиссия, состоящая из высших представителей духовенства. Эта комиссия и папа решали, достоин ли претендент канонизации.
