2 января 1852 года Толстой записал: «Когда я искал счастия, я впадал в пороки; когда я понял, что достаточно в этой жизни быть только не несчастным, то меньше стало порочных искушений на моем пути – и я убежден, что можно быть добродетельным и не несчастливым.
Когда я искал удовольствия, оно бежало от меня, а я впадал в тяжелое положение скуки – состояние, из которого можно перейти ко всему – хорошему и дурному; и скорее к последнему. Теперь, когда я только стараюсь избегать скуки, я во всем нахожу удовольствие.
Чтобы быть счастливу, нужно избегать несчастий, чтобы было весело, нужно избегать скуки. Tout vient à point à celui qui sait attendre (фр. Все приходит вовремя для того, кто умеет ждать. – Н.Ш.).
Платон говорит, что добродетель составляют три качества: справедливость, умеренность и храбрость. Справедливость есть, мне кажется, моральная умеренность. Следовать в физическом мире правилу – ничего лишнего – будет умеренность, в моральном – справедливость. Третье качество Платона есть только средство сообразоваться с правилом – ничего лишнего – Сила».
Но все-таки мечты были о семье, о детях, словом, о семейной жизни. Эти мечты, как мы видели, проявились и в рассказе «Святочная ночь», в главе, так и названной: «Мечты».
В конце концов Толстой пришел к выводу, что «Без любви жить легче, но без нее нет смысла». И еще: «Счастье не в том, чтобы делать всегда, что хочешь, а в том, чтобы всегда хотеть того, что делаешь».
«Одно из самых обычных заблуждений состоит в том, чтобы считать людей добрыми, злыми, глупыми, умными. Человек течет, и в нем есть все возможности: был глуп, стал умен, был зол, стал добр и наоборот. В этом величие человека. И от этого нельзя судить человека. Ты осудил, а он уже другой».
Первая любовь Льва Толстого была особенной, она резко отличалась от всех его последующих увлечений хотя бы уже потому, что в основе ее не лежало желание близости. Толстой даже не думал об этом. Он настолько дорожил этим светлым и чистым чувством, что наделил им многих своих героев самых различных произведений. Мы уже видели, какие чувства переполняли Сережу Ивина. Такие же чувства были и у Нехлюдова к Катюше в ранний период. И как все переменилось, когда он снова предстал перед Зинаидой Молоствовой по пути в армию. Но в отличие от героя своего романа «Воскресение» Нехлюдова он не только не пытался соблазнить Зинаиду, чтобы удовлетворить свои мятежные желания – он даже не решился признаться в любви.
Он некоторое время думал о женитьбе, наверное, впервые в своей жизни. Но его желание жениться не было желанием, говоря словами философа, продлить холостые удовольствия, поскольку никаких холостых удовольствий с Зинаидой Молоствовой он не знал.
Годы спустя, в 1900 году, в Ясной Поляне, разговаривая с Александром Петровичем Мертваго, работавшим над материалом «Первая любовь Л.Н. Толстого», он вдруг попросил рассказать о Казани и осторожно спросил, знает ли он что-нибудь о Зинаиде Модестовне, в девичестве Молоствовой, а в замужестве носившей фамилию Тиль. Оказалось, что Молоствовы – родня Мертваго, и тот охотно заговорил о Зинаиде Модестовне. Сообщил, что она, к сожалению, три года назад ушла из жизни. Толстой выслушал, помолчал и снова спросил, счастлива ли она была в браке, были ли у нее дети.
Мертваго рассказал о детях, а вот о том, насколько она была счастлива в браке, говорить не стал. Толстой не допытывался…