Женщины Девятой улицы. Том 3 - страница 7

В марте 1956 года в Спрингс из Парижа приехал художник Пол Дженкинс[70]. Ранее он имел сомнительное удовольствие общаться с пьяным Джексоном – он видел коллегу в его наихудших состояниях, но опыт жизни с отцом-алкоголиком позволял ему верно трактовать ярость Поллока. «Я сразу начал ему сочувствовать, потому что понимал не только его личностные характеристики, но и особенности психики, которые завели его в туннель. В конце вовсе не обязательно просматривается свет – там может быть только тьма, тьма лично для него».

Кроме того, стоило Полу заговорить с Джексоном о живописи, как мрачный и злобный циник куда-то исчезал – его сменял спокойный человек, который знал искусство как свои пять пальцев[71]. Джексон ощущал свою тесную связь со всеми художниками, творившими до него, и заставлял чувствовать ее и других людей. «Единственное, что я могу утверждать: общение с ним оказало на меня огромное долгосрочное влияние. Я встретил человека, который отдал искусству всю свою жизнь, – говорил Пол. И продолжал: – Я чувствовал, что в этом парне живет концепция человеческого существа, чье служение я мог бы уважать. Джексон был чем-то вроде человеческого катализатора. Он постоянно выходил за рамки дозволенного и бил грязные окна, чтобы мир был лучше виден»[72].

Нью-йоркская богема со временем стала видеть в Джексоне просто эпатажного персонажа – в глазах молодежи он уже не был великим художником-новатором. Да он и сам отвык от уважения к своему творчеству, которое выказал Пол.

Уикенд в Спрингсе оказал исключительно благотворное влияние и на Джексона, и на Ли. Он напомнил обоим о том, кем на самом деле является Джексон Поллок для более молодого коллеги, который смотрел восхищенными глазами. «В какой-то момент мы обратили внимание на огромное комнатное растение, которое Поллокам, как оказалось, давным-давно подарил Говард Путцель, и супругов накрыла ностальгия, – вспоминал Пол. – При одном упоминании дарителя оба как-то подобрели и начали наперебой вспоминать, каким славным он был и как сильно их поддерживал».

Джексон сказал тогда Дженкинсу: «Если всего пять человек понимают, что ты делаешь, дело того стоит». «Я искренне убежден, что в тот период он чувствовал вокруг себя заговор непонимания и отвержения от [мира искусства]», – утверждал Пол[73]. Он сидел за их столом и обсуждал искусство Джексона с позиций истинной любви к его творчеству. Это было для Поллоков почти тем же самым, как если бы они снова оказались в компании с Говардом.

На протяжении всего визита Дженкинса Поллок оставался трезвым, и его странный поступок перед самым отъездом гостя кажется поэтому еще более странным: Джексон выстрелил из лука в стену собственной кухни[74]. Позже Пол с заботой и юмором прислал Поллоку книгу «Дзен и искусство стрельбы из лука»[75]. Возвращаясь в Париж, он пригласил Поллоков приезжать к нему в любое время, когда им только захочется.

В мае Альфред Барр предложил Джексону провести предстоящей осенью персональную выставку. Музей современного искусства задумал новую серию выставок работ художников, достигших экватора своей творческой карьеры, и Джексону предстояло стать первым[76]. Серия стала очередной ретроспективой, подведением итогов, который наглядно показал: основатели нью-йоркской школы более не являются в ней главными.

Если у кого-то еще и оставались сомнения, что в нью-йоркском мире изобразительного искусства произошла смена поколений, то чуть позже они развеялись окончательно. Дороти Миллер отобрала группу для очередной веховой выставки из серии «Американцы», и безусловными хедлайнерами стали представители «второго поколения»[77]. Надо сказать, очень много для этого сделал Джон Майерс, послав Дороти письмо следующего содержания: