Женщины Девятой улицы. Том 1 - страница 28
На заседаниях Союза художников, проводившихся по средам, довольно долго доминировали разговоры о разных протестных акциях, сидячих забастовках и государственном финансировании проекта. В 1936 г. их тема резко поменялась. Теперь все до хрипоты спорили по поводу долга художника в смутные времена. «Это были не заседания, а чистый ад», – рассказывал Джордж Макнил[177]. Художники, симпатизировавшие коммунистической партии, в произведениях которых преобладала социальная тематика, обвиняли абстракционистов в безответственной элитарности перед лицом надвигавшейся катастрофы в Европе. Ли и ее союзники отбивались от нападок, крича, что художник может выражать свою политическую позицию, не занимаясь прямой пропагандой. Искусство с четким политическим посланием всегда носит националистический характер, а национализм – отец фашизма. «Теоретически, – вспоминала Ли, – мы сочувствовали русской революции; мы противопоставляли идеи социализма догмам фашизма». Но добавляла: «Я, например, никогда не считала, что мое искусство должно отражать мои политические убеждения»[178]. Таким образом, былое единство художников, зародившееся на почве нищеты, начало распадаться перед военной угрозой, но только не в том, что касалось Испании. Эта страна стала символом романтической борьбы, и художники поддерживали испанцев с почти религиозным пылом.
«Было трудно найти писателя или художника, который не был бы страшно встревожен сообщениями, приходившими из Испании, или у которого не было бы по крайней мере одного друга, записавшегося добровольцем в интернациональную бригаду», – писала историк искусства Дори Эштон[179]. «В 1930-х годах, – вспоминал художник Гарри Холцман, – невозможно было пройти по улице в Гринвич-Виллидж, чтобы кто-нибудь не спросил: “Ну что, ты идешь? Ты уже записался?”» И, когда Испания погрузилась в ужасы полноценной гражданской войны, 3000 американцев действительно отправились воевать[180]. Это была, по их мнению, благородная борьба с предельно четкой линией фронта: законно избранные левые республиканцы, которые свергли военного диктатора и представляли огромный низший класс, боролись против военных, крупного бизнеса и влиятельных фракций в католической церкви. А еще Испания была страной, где родился Пикассо. Так что любой художник был просто обязан встать на ее защиту. После того как в гражданскую войну в Испании вмешалась Германия, эти настроения только усилились. От имени генерала Франсиско Франко Гитлер начал бомбардировки. Некоторые увидели в них подготовку к будущим военно-воздушным атакам по целям, выбранным уже самим Берлином[181].
В разгар многолюдного ярмарочного дня, 26 апреля 1937 г., нацистские самолеты разбомбили культурную столицу басков Гернику. За три часа почти 50 бомбардировщиков сбросили более 40 тонн взрывчатых веществ и зажигательных бомб; убегавших людей расстреливали с воздуха из пулеметов. Герника горела еще три дня. Треть населения города, 1600 человек, погибли в первом в истории человечества тотальном воздушном налете[182]. Даже люди, чье восприятие уже притупилось из-за сообщений о бесчинствах нацистов в Европе, были потрясены до глубины души. Бесчеловечность и трусость воздушного удара по мирному населению в городе, не имевшем никакой ценности с точки зрения военного искусства, за исключением того факта, что его населяли баски, четко показали: мир окончательно и бесповоротно сошел с ума. Фашизм боролся не с либерализмом, а против человечности.
Испания стала водоворотом, куда излились вся скрытая злоба и ненависть, которые годами вынашивались и мутировала после Первой мировой войны. Население этой страны пало жертвой. За два года войны погибло более 500 тысяч испанцев. В целом конфликт, по некоторым оценкам, унес около миллиона жизней. Одной из первых жертв стал всеми любимый поэт Федерико Гарсиа Лорка. Он вернулся в Испанию из Нью-Йорка в 1930 г., чтобы отпраздновать победу республиканцев. В августе 1936 г. его казнили солдаты Франко
