— Если бы я была твоей повелительницей, а не женою, то попросила бы тебя сделать из этого мемуара театральную пьесу. Сюжет очень хороший.
— Можно быть повелительницею и женою в одно и то же время, — ответил Гёте, — и чтобы доказать тебе, что это так, я обещаю написать в течение недели театральную пьесу на этот сюжет и прочесть ее в обществе.
Все удивились смелости поэта, но он решил исполнить обещание. «То, что в подобной работе, — говорит Гёте, — называется изобретением, было для меня делом одной минуты. Молча сопровождал я домой мою супругу. На вопрос, почему я так молчалив, я отвечал, что думаю о пьесе и уже наполовину обдумал; я хотел ей этим показать мою готовность сделать ей приятное. В ответе на это она крепко пожала мне руку, и я поймал налету поцелуй».
— Ты не должен забывать своей роли! — воскликнула она. — Люди говорить, что супругу не идет быть нежным.
— Пусть себе люди говорят, что хотят, — отвечал Гёте, — мы будем поступать по своему.
Гёте исполнил обещание: пьеса была написана к сроку. Все знают теперь эту трагедию, но все ли знают хорошенькую Антуанетту, которой она была навеяна?
Зато имя Лили на устах у всякого, кто читал знаменитую элегию Гёте, носящую её имя: «Парк Лили».
Этой девушке, заслуживающей особенного внимания в виду того, что она была невестой Гёте и едва не сделалась его женою, поэт посвятил много стихотворений, из которых назовем хотя бы: «Уныние», «Блаженство уныния», «На море», «Осеннее чувство», «К Лине», «К Белинде» и т. д. Немало поэтических перлов рассыпано в этих стихотворениях, но ни в одном из них Гёте не достиг той глубины чувства и своеобразной грациозности формы, которые замечаются в его «Lili’s Park». Чтобы дать понятие о них, следовало бы привести все стихотворение (оно, кстати, переведено Вейнбергом с сохранением оригинального характера подлинника — без размера, в лирическом беспорядке), но оно слишком длинно. Укажем только, что поэт изображает себя медведем, намекая этим на нелюдимость, в которой упрекали его друзья и приятели. У Лили, по его словам, зверинец с чудеснейшими зверями, т. е. ухажерами, и среди них он — медведь, неуклюжий, неповоротливый, но любящий, и она дарит его своими ласками, от которых кружится его медвежья голова… Если хотите, сравнение довольно верное.
Лили, или, вернее, Елизавета Шёнеман, с которой Гёте виделся в 1774 году, действительно не была парой живому, но задумчивому и высоко парящему поэту. Богатая, веселая, легкомысленная, жившая всегда в роскоши, окруженная светскими людьми, постоянно вращавшаяся в высшем обществе и преданная всей душой его удовольствиям, она представляла собой нечто столь противоположное великому поэту, что даже ближайшие друзья и приятели не могли и думать о возможности брака между ними. Он сам писал о себе в это время одной знакомой: «Представьте себе, если можете: Гёте в галунах, франт с головы до ног, среди блеска свеч и люстр, в шумном обществе, прикованный к карточному столу парой прекрасных глаз, рассеянно рыскающий по собраниям, концертам, балам, с легкомысленной ветреностью волочащийся за привлекательной блондинкой, — таков теперешний карнавальный Гёте!»
Гёте познакомился с Елизаветой Шёнеман в конце 1774 года в доме ее родителей во Франкфурте. Когда он входил в музыкальный зал, шестнадцатилетняя Лили сидела за роялем и играла сонату. Когда она кончила, Гёте отрекомендовался ей, и знакомство завязалось. «Мы взглянули друг на друга, — говорит он в своей автобиографии, — и, не хочу лгать, мне показалось, что я почувствовал притягательную силу самого приятного свойства». Для пылкого Гёте этой встречи было достаточно, и он тотчас же написал стихотворение, в котором излил свои чувства.
Сердце, сердце, что с тобою?
Что стесняет так тебя?
Лили быстро привязала к себе Гёте, этого неуклюжего медведя, каким он себя изобразил в стихотворении «Парк Лили», и он был действительно счастлив, когда она удостаивала его лаской. Вот как он описывает чувства «медведя», лежащего «у ног красоты»:
Глядит она: «Вот то чудище! Но смешной!»
И с любопытством занялася мной —
